ГЛАВА 4.

КЛЕТОЧНАЯ И МОЛЕКУЛЯРНАЯ БИОЛОГИЯ ОПУХОЛЕЙ СПИННОГО МОЗГА

4.1 Факторы цитогенетической нестабильности в инициации неоплазий

Генетическая нестабильность является характерной чертой, постулированной для неоплазий. Клеточная ДНК является объектом постоянных атак как со стороны реакционных молекул внутри неё, так и со стороны агентов внешней среды. ДНК репарирующие ферменты постоянно проводят мониторинг хромосом и исправляют поврежденные нуклеотиды, генерируемые в результате канцерогенных и цитотоксических воздействий. Частично повреждения являются следствием воздействия агентов внешней среды, такими как ультрафиолет, сигаретный дым, факторы питания, микроорганизмы. Однако значительная часть повреждений ДНК обусловлена слабыми эндогенными мутагенами, такими как вода, реакционные молекулы кислорода и метаболиты способные действовать как алкилирующие агенты. Нестабильность генома обусловленная огромным числом повреждающих ДНК воздействий в отсутствие репарации была бы непреодолимой проблемой отрицающей существование клетки и всего живого.

4.1.1 Эндогенные дестабилизирующие геном факторы

Окисление. Большинство эндогенных повреждений возникает по причине нарушений в метаболизме кислорода, лабильности химических связей ДНК, воздействия ДНК метилирующих агентов и ошибок репликации ДНК. Окисление является источником окисленных оснований, некоторые, такие как 8-оксо-7,8-дигидрогуанин (8-oxoG), тимидин гликоль и другие, аналогично окисленные основания, в физиологических условиях образуются в огромных количестваах. Возможно, что наиболее опасным является часто формирующий неправильную пару с аденином 8-oxoG ([1], [2]). Было подсчитано, что каждый день в клетке млекопитающих возникает около 1000- 200 000 8-oxoG оснований, что составляет ~ 5% всех повреждений связанных с окислением ([3], [4]). В дальнейшем такие повреждения образуют некодирующие фрагменты ([5], [6]). Реактивные виды кислорода кроме окисления оснований являются причиной разрывов цепей ДНК и переокисления липидов, которые в свою очередь имеют чрезвычайно высокий потенциал разрушения ДНК, известно, что значительная их часть в физиологических условиях не подвергается детоксикации, однако в настоящее время значение повреждений ДНК, возникающих под их влиянием еще не изучена ([7]).

Метилирование. Еще одним механизмом повреждения ДНК является эндогненное метилирование S-аденозилметионином. С точки зрения количества наиболее важным является образование 7-метилгуанина (7-meG) (4000 оснований в день) ([8]). Считается, что эта модификация не является цитотоксичной и не приводит к неправильному спариванию оснований ([9]). Напротив, 3-метиладенин (3-meA), образующийся эндогенно в количестве нескольких сотен остатков в день, может блокировать репликацию ДНК. Небольшие количества O6-meG образующиеся эндогенно, также могут вносить существенный вклад в спонтанный мутагенез ([10], [11]). Другая роль метилирования как фактора нестабильности генома состоит в том, что метилирование является эпигенетическим механизмом регуляции экспрессии генов и играет при неоплазиях особую, регуляторную роль. В целом геном опухолевых клеток гипометилирован, однако, отдельные регионы ДНК гиперметилированы ([12]). Гиперметилированы в основном CpG богатые ~ 1kb участки, находящиеся на проксимальном конце промотора гена, их метилирование может подавлять транскрипцию подобно мутациям или делециям. Такие гиперметилированные участки продемострированы для значительного числа генов супрессоров опухоли ([13]). Метилирование играет важную роль в стабилизации генома и канцерогенезе ([14], [15]). Процесс метилирования осуществляется метилтрансферазами, катализирующими ковалентное присоединение метильной группы от донора S-аденозилметионина в 5 положение цитозина, в основном в составе CpG динуклеотида ([16], [17]), часто повторяющегося подвижного элемента ДНК ([18]). CpG повторы обнаруживаются в половине 5’ проксимальных участков промоторов генов, однако в нормальной ткани они обычно не метилированы ([19]). Важнейшим следствием их метилирования является изменение конформации хроматина и подавление транскрипции нижележащих генов ([20])

Гидролиз. Важную роль в спонтанном эндогенном мутагенезе имеет гидролиз. Связь основания и сахара в ДНК является относительно лабильной, в результате чего в физиологических условиях ежедневно клетка теряет несколько тысяч оснований. Пурины утрачиваются на порядок легче, чем пиримидины вследствие чего образуются так называемые АР сайты. Считается, что потеря основания в результате гидролиза является наиболее частым событием в клетке человека и составляет 2000±200 000 потерь на клетку в день. После сердца и прямой кишки нервная ткань наиболее чувствительна к таким повреждениям.

Дезаминирование. Часто в физиологических условиях также утрачивается аминогруппа оснований C и A, в результате чего образуются сайты ошибочного кодирования U и гипоксантина. Аналогично дезаминирование 5-метилцитозина (5-meC) приводит к встраиванию T напротив G. Наиболее часто дезаминированию подвергается 5-meC с образованием неметилированного С, что при последующих репликациях ДНК приводит к замене C на T – тип мутации часто определяющийся при наследственных заболеваниях ([21]). T образующийся в результате дезаминирования 5-meC репарируется гликозилазой (T:G ДНК гликозилаза), которая менее эффективна, чем U-ДНК гликозилаза ([22]). В связи с этим основания 5-meC являются горячими точками спонтанного мутагенеза в клетках человека ([23]).

4.1.2 Репарация повреждений ДНК и мутагенез.

ДНК большинства клеток регулярно повреждается эндогенными и экзогенными мутагенами. Нерепарированное повреждение может привести к апоптозу или нерегулируемому делению клетки и канцерогенезу. При распознавании повреждения в клетке развивается ответ, направленный на прекращение репликации на этапе наличия генетической ошибки. На клеточном уровне точки сверки инициируют остановку клеточного цикла в течение которой возможно исправление ошибки или инициациирование апоптоза.

Репарация модифицированных оснований в ходе метаболического пути BER (base excision repair). Существует четыре основных пути репарации отдельных типов повреждений ДНК. Основной механизм, исправления эндогенных повреждений в клетках млекопитапющих - BER. Метаболический путь BER реализуется при малых повреждениях: окисленные, восстановленные или модифицированные основания, например такие, которые образуются при воздействии метилирующих агентов. Несмотря на генерирование тысячи AP сайтов ежедневно ([24], [25]), возможно до 10 в каждый момент времени, в результате эффективной репарации они устраняются за очень короткое время. Эффективная репарация обеспечивается благодаря высокой концентрации в клетке ( ~3.5х 105 - 7х 106 молекул на клетку) белка APE/HAP1 ([26], [27]). Однако, не все эндогенные повреждения репарируются так эффективно как AP сайты. Так восстановление U, одного из наиболее эффективно обновляющихся оснований происходит в 10-раз менее эффективно, чем AP сайта, а 8-oxoG репарируется с меньшей эффективностью, чем U ([28]). Такая же гетерогенность в скорости репарации относится и к окислительным повреждениям ДНК ([29]). Под воздействием перекиси водорода может образовываться 11 различных модифицированных оснований. В основном восстановление повреждений пуриновых оснований происходит медленнее, чем пиримидиновых оснований а наиболее часто образующегося 4,6-диамино-5-формамидпиримидина медленнее, чем 8-oxoG.

Основные молекулы, участвующие в BER: апуриновые/апиримидиновые эндонуклеазы (APEX или APE), полинуклеотидкиназа, , XRCC1 и ДНК полимераза- β (Pol β) ([30]). В соотвествии с современными представлениями роль Pol β ограничена метаболическим путем BER. В нормальной клетке эта полимераза синтезируется на постоянном уровне, а при генотоксических воздействиях ее уровень может повышаться ([31]). В отличие от других ДНК полимераз Pol b имеет низкую точность полимеризации ДНК ([32]), чем объясняют повышенный мутагенез в опухолях с высоким уровнем экспрессии этого фермента ([33]). С избытком Pol β связана генетическая нестабильность и предрасположенность к канцеру и прогрессия опухоли ([34]).

Метаболический путь NER (nucleotide excision repair), роль в репарировании экзогенных повреждений. В ходе метаболического пути NER репарируются крупные повреждения, такие как пиримидиновые димеры, различные другие фотопродукты, большие химические производные и поперечные сшивки ([35]). Путь NER включает четыре этапа: узнавание повреждения протеинами включающими XPC; расплетание ДНК с участием комплекса TFIIH, который включает XPD; удаление поврежденного одноцепочечного фрагмента (обычно 27–30 п.о.) с участием комплекса молекул ERCC1 и XPF; и синтез ДНК с участием ДНК полимеразы ([36]). Репарирование двухцепочечных разрывов, возникающих в результате ошибок репликации или при воздействии экзогенных агентов таких как ионизирующая радиация, более сложный процесс так как отсутствует неповрежденная матрица ([37]). Известно два способа репарации двуцепочечных разрывов. В ходе гомологичной рекомбинации с использованием в качестве матрицы сестринской хромосомы в результате которой восстанавливаются интактные цепи ДНК и негомологичная рекомбинация состоящая в прямом сшивании с участием лигаз двух концов каждой разорванной цепи ДНК. Отдельная категория репарации повреждений ДНК – MMR(mismatch repair), в ходе которой корректируются ошибки репликации (ошибки типа основание-основание или вставки-делеции ) ([38]). Гены, участвующие в MMR включают MLH1, MSH2, PMS2, и MSH6.

Значение в мутагенезе полиморфизма генов репарации ДНК. В настоящее время растет количество исследований посвященных изучению мутаций и полиморфизма генов репарации ДНК ([39]), считается, что такой полиморфизм является причиной нестабильности генома и имеет прямое отношение к канцерогенезу. В настоящее время известно три канцерсиндрома обусловленных мутациями в генах репарации ДНК- это дефектность пути NER связанная с наследственным заболеванием xeroderma pigmentosum ([40]), мутации MMR генов связаные с наследственным неполипозным раком прямой кишки ([41]) и мутации генов BRCA1 и BRCA2 повышают риск рака легких ([42]). Эпидемиологические исследования показали, что риск развития глиомы у взрослых связан с мутацией в белке метаболического пути BER ERCC1 ([43])

В настоящее время имеются весьма фрагментарные представления о мутациях в белках, обеспечивающих репарацию модифицированных оснований в ДНК у человека. Известно, однако, что некоторые из них не совместимы с жизнью. Так мыши с блокированным APE/HAP1 погибают на очень ранних стадиях эмбриогенеза ([44]). До настоящего времени мутации связанные с этими белками также не обнаружены, что указывает на их определяющее значение для жизнеспособности клеток. У микроорганизмов известны мутации гликозилаз, что коррелирует с повышенной частотой мутагенеза ([45], [46], [47]). В отличие от APE/HAP1, Polb дефицитные организмы не гибнут, но гиперчувствительны к алкилирующим агентам и индукторам перекрестных сшивок, что свидетельствует о невозможности эффективного замещения функций Pol b другими полимеразами ([48]). Среди других белков, участвующих в механизме BER мутанты по XRCC1 гену (EM9, EMC-11) являются гиперчувствительными к метилирующим агентам ([49], [50], [51]). И хотя до настоящего времени каталитические функции XRCC1 не известны, предполагается значение этого белка для сборки репарирующего комплекса ([52], [53]). В клетках с мутантным белком наблюдается значительное количество неспаренных участков и разрывов ДНК. Дефицитность клеток млекопитающих по активности PARP также сопровождается повышением чувствительности к алкилирующим агентам и соответственно повышением частоты хромосомных аберраций ([54]). Дефектность АТазы, обеспечивающей репарирование метилированных оснований, связана с повышением риска нитрозамин индуцированного канцерогенеза ([55]) и повышением чувствительности к токсическому действию MNU ([56], [57]). Возможно также повышение частоты спонтанного мутагенеза ([58]). Последние данные все больше подтверждают значение ATазы в защите эукариотической клетки от спонтанного мутагенеза. Негативное значение в плане активации спонтанного мутагенеза может иметь и суперэкспрессия некоторых белков BER, что особенно справедливо для ANPG и DNA Рol b, несбалансированная продукция которых по отношению к другим белкам BER может привести к повышению чувсвительности ДНК к повреждающим агентам и формированию нестабильности генома.

4.1.3 Роль хронической вирусной инфекции в развитии генетической нестабильности и формировании неоплазий.

В последнее время появились сообщения о присутствии ДНК JC вируса, а именно гена T-антигена в различных опухолях головного мозга человека ([59]). Это очень важное наблюдение приводит к выводу о значении вирусов человека в развитии некоторых, а возможно и всех опухолей ЦНС. T-антиген JC вируса взаимодействуя с белками супрессорами опухоли такими как p53 и pRb, может дерегулировать клеточный цикл и привести к неконтролируемой пролиферации клеток ([60], [61]). Клеточный цикл зависит от точно сбалансированного комплекса положительных регуляторов таких как циклины.и циклинзависимых киназы и отрицательных регуляторов таких как супрессоры опухоли p15, p16, и p21. Соответственно дерегуляция как положительных так и отрицательных сигналов всегда наблюдается при опухолях мозга, включая и глиомы. Известны также исследования, в которых была обнаружена ДНК вируса и отсуствовала экспрессия Т-антигена, что указывает на вероятность существования альтернативного независящего от Т-антиген инактивации супрессоров опухоли пути. Возможен механизм, когда Т-антиген связывая р53 приводит к нестабильности генома в результате чего промотируется накопление мутаций в различных важных генах в том числе и в р53 ([62]). В этих условиях не контролированная пролиферация клеток становится возможна и без участия Т-антигена. Такие выводы подтверждаются исследованиями, доказывающими способность JC вируса трансформировать клетки человека в культуре ([63]); индуцировать различные опухоли у лабораторных животных ([64], [65], [66]), при этом опухоли возникавшие у лабораторных животных очень напоминали опухоли у детей ([67]); реактивация вируса JC при ПМЛ (прогрессирующей мультифокальной лейкоэнцефалопатии) индуцирует формирование астроцитов с плеоморфным ядром, напоминающим злокачественные астроциты при плеоморфных глиобластомах ([68]); и, наконец, JC вирус широко распространен среди человеческой популяции, по разным оценкам он присутствует у 75% взрослого населения планеты к тому же вирус способен персистировать ([69]). Эти наблюдения, а также указания на связь JC вируса и неоплазий человека при иммуносупрессиях ([70]), подтверждяет потенциальную роль JC вируса в этиологии многих типов опухолей головного мога.

Существуют исследования указывающие на присутствие нуклеиновой кислоты и протеинов- продуктов ранних и поздних генов цитомегаловируса (СМV) в значительном числе глим низкой и высокой степени злокачественности. Хотя эти данные не указывают на каузальное значение СМV в патогенезе глиом, их ценность в том, что они подтверждают вероятность участия СМV в прогрессии глиом. Известно что герпесвирусы человека учавствуют в патогенезе нескольких канцеров человека, хотя в настоящее время точный механизм такого онкогенеза неустановлен. При EBV- и герпесвирусе 8 типа активация вируса после нескольких лет латентного периода может привести к злокачественном образованиям ([71]). Такие факторы как активация цитокинов воспаления в латентно инфицированных клетках и\или врожденные или приобретенные иммунологические особенности организма хозяина являются важными детерминантами развития у таких индивидуумов злокачественных образований. Обнаруженный в клетках глиомы СМV позволяет предположить вероятность реактивации персистирующей в астроцитарных или эндотелиальных клетках инфекции или инфицирование de novo глиальных клеток, что приводит к нарушению механизмов клеточного контроля. Экспрессия гена HCMV в глиальных клетках не приводит к остановке клеточного цикла или апоптозу, однако может способствовать экспансии клона без продуцирования цитопатической или продуктивной вирусной инфекции. Существуют данные, что длительные пассажи HCMV в глиомные клетки приводят к возникновению штамма с минимальным цитопатическим эффектом и что HCMV может быть реактивирован в латентно инфицированных клетках глиомы при наличии воспалительных сигналов или инфицирования HCMV других штаммов ([72], [73]). Длительное персистирование специфических продуктов генов HCMV дисрегулирующих клеточные метаболические пути вовлеченные в мутагенез, апоптоз, ангиогенез, инвазию клеток и антиопухолевый иммунный ответ может промотировать формирование глиомного фенотипa ([74]). Продукты генов HCMV могут также трансактивировать другие онкогенные вирусы, ассоциированные с злокачественными глиомами, например JC вирус ([75]), а также выступать в синергизме с таким вирусом промотируя онкогенез. На сегодняшний день исследования не могут однозначно подтвердить участие HCMV в патогенезе глиом, однако факт присутствия герпетических и полиомавирусов в клетках глиальных опухолей является чрезвычайно интригующим фактом, и дальнейшие исследования в русле гипотезы вирусного происхождения глиальных опухолей могут существенно изменить понимание биологии этой опухоли, ее лечение и профилактику.

4.2 Молекулярные мишени канцерогенных мутаций

Согласно современным представлениям о канцерогенезе опухолевая клетка - продукт селекции in vivo мутаций, необходимых для ее выживания, а накапливаемые генетические изменения, отражают селекционный процесс, который она проходит. Опухоль представляет собой клональную экспансию одной или нескольких опухолевых клеток приобретших определенные генетические изменения, дающие преимущества в пролиферации. Эти мутации имеют каузальное значение для развития и поддержания опухолевого фенотипа. Количество таких мутаций конечно и для развития опухоли составляет порядка 5–8 ([76]). При злокачественном перерождении, опухолевая клетка накапливает и дополнительные генетические изменения, которые играют непрямую роль в выживании опухолевого клона и могут рассматриваться как эпифеноменальные. Накопление генетических повреждений как каузальных, так и эпифеноменальных с течением времени в опухолевой клетке усиливается из-за нестабильности генома в результате инактивации генов, управляющих репликацией ДНК и митозом. Все новые мутации подвергаются селекции, в процессе которой нежизнеспособные клетки погибают, а жизнеспособные приобретают новые генетические изменения способствующие их пролиферации. Небходимо определенное число каузальных мутаций в пределах одной клетки, чтобы она стала злокачественной и при этом жизнеспособной. Так, опухолевой клетке необходимо проходить клеточный цикл при отсутствии нормальных митогенных сигналов; не отвечать на апоптические сигналы возникающие при таких неразрешенных повторениях клеточного цикла или повреждениях генома; иметь реактивированную теломеразу, которая позволит клеткам избежать прогрессирущего разрушения теломеров вследствие повторяющихся клеточных делений; внедряться в окружающую ткань и индуцировать ангиогенез. Становится понятно, что многие гены при их изменении при канцере у человека могут определить такой метаболизм. Чаще всего эти изменения затрагивают онкогены и гены супрессоры опухолей. При нормальном функционировании клетки онкогены часто называют протоонкогенми. К протоонкогенам относится несколько типов белков это – цитокины (белки переносящие информацию между клетками), факторы роста (белки имеющие митогенное влияние на клетки, приводящие к делению). Протоонкогены становятся онкогенами в результате аберрантных изменений приводящих, как правило к их активиции. Супрессоры опухолей имеют противоложное онкогенам назначение – они замедляют или полностью подавляют пролиферативные сигналы. При инактивировании этих генов в результате мутаций нарушается баланс в системах активации и ингибирования пролиферативных сигналов, что также часто лежит в основе злокачественной трансформации.

Например, при большинстве неоплазий человека прямо или непрямо инактивируется супрессор опухоли ретинобластомы (pRB) ([77]). pRB служит отрицательным регулятором прогрессии клеточного цикла и интегратором позитивных и отрицательных митогенных сигналов. Потеря pRB является решающей для независимости клетки от митоз - регулирующих сигналов. Мутации, затрагивающие гены p16/INK4A, cdk4, и циклин D1, приводят к нарушению порядка фосфорилирования и функциональной инактивации pRB и аналогичны потере pRB. Изменения в рецепторах фактора роста, а также онкогена Ras, также вторгаются в метаболизм pRB ([78]).

Такую же важную роль для формирования опухолевой клетки играет супрессор опухоли p53 занимающий ключевое положение в метаболизме апоптоза. Ген р53 мутирован в 50% опухолей человека, а многие опухоли, содержащие дикий тип р53, имеют мутации, регулирующие р53.

Таким образом, инактивация pRB и p53 путей, по-видимому, общая черта канцерогенеза, причем некоторые генетические изменения можно рассматривать как фенокопии мутаций pRB и p53. Так, потеря ARF может быть приравнена к потере p53, а суперэкспрессия циклина D1 -потере pRB.

Необходимо также помнить, что эти пути не линейны, а представляют собой сети. Так потеря pRB приводит к дерепрессии семейства факторов транскрипции E2F, что ведет к индукции ARF с последующей активацией p53. Напротив метаболическая мишень p53, ингибитор цзк 4/6 p21/WAF1, может блокировать фосфорилирование pRB и таким образом выключить pRB из его активного рост супрессирующего состояния.

Хотя это действительно так, что опухолевая клетка имеет много мутаций, но некоторые из них являются эпифеноминальными, число мутаций, которые определяют опухолевый фенотип, ограничено.

Новые генетические нарушения (каузальные или эпифеноменальные) выгодны опухолевой клетке или, толерантны ей — только, если в ней уже существуют специфические мутации.

4.2.1 Регутяторы клеточного цикла и опухоль супрессорных барьеров – мишени канцерогенных мутаций.

Особенность трансформированной клетки – потеря контроля митозов, что приводит к несанкционированному делению и запрету метаболических путей гибели клетки. В интактной клетке митозы проходят в ответ на активацию митотических метаболических путей и прекращаются при наличии рост-супрессивных сигналов, а повреждение ДНК или веретена деления приводит к остановке клеточного цикла репарации ДНК или, в случае невозможности репарации, к апоптозу. Все этапы клеточного цикла четко контролируются, что обеспечивает не только воспроизведение генетического материала, но и его целостность. Основные регуляторные контрольные механизмы осуществляются в «точках сверки» на границе G1/S или G2/M фаз. Когда точки сверки не функционируют S фаза или митоз, инициируются вне зависимости от существующих сигналов, а возникшая в результате генетическая нестабильность может привести к формированию злокачественного клона.

G1/S- опухольсупрессорный барьер. Ключевую роль в переходе от G1 к S фазе играет продукт гена чувствительности к ретинобластоме Rb (Рис. 1). В дефосфорилированном состоянии Rb препятствует переходу G1 в S фазу посредством взаимодействия с фактором транскрипции семейства E2F. Для перехода клеточного цикла в S фазу, необходимо инактивирование Rb фосфорилированием, которое осуществляется в результате последовательных взаимодействий циклинов с циклинзависимыми киназами Dcdk4 и Dcdk6 и Ecdk2. Сначала в клетке синтезируются циклины D-типа. Затем циклины D агрегируют с cdk4, cdk6, в результате образования комплекса и активации, D-циклин зависимые киназы фосфорилируют Rb, что определяет переход клеточного цикла от G1 к S фазе (Рис. 1) ([79]). Комплекс Dcdk4\6 активизируется при переходе клетки от состояния покоя (G0) к пролиферации, а комплекс Ecdk2 -в поздней G1 фазе ([80]). При наличии в клетке повреждений ДНК включаются механизмы задержки клеточного цикла в G1фазе, репарации повреждений или апоптоза (Рис.2). Регуляция прогрессии клеточного цикла на этом этапе осуществляется в результае модуляции уровня D циклинов (за счет активности транскрипции и убиквитин – зависимого протеолиза), ингибирования киназ Dcdk4\6 ингибиторными белками семейства INK4 - р15 (INK4B) и р16(INK4A), а также ингибирования Ecdk2 ингибиторными белками Cip/Kip (р21, р27, р57) – основным исполнителем контроля является р21. Р21 также обеспечивает внутриядерную локализацию комплекса Dcdk4\6. В случае повреждения механизмов задержки клеточного цикла при переходе от G1 к S фазе клеточный цикл протекает с повреждениями в ДНК.

Rb является центральным звеном регуляции клеточного цикла, которое при канцерогенезе человека часто нарушается, давая преимущества клетке в делении. Равное по степени значение имеют D- cdk, которые участвуют в фосфорилировании и инактивации Rb и белки семейства генов INK4 - p15 и p16 (Рис. 1) (3). Нарушение баланса в процессах фосфорилирования или ингибирования форфолиривания Rb, также как и инактивация Rb дает преимущество трансформированной клетки по сравнению с интактной в пролиферации. Хотя в опухолях некоторых типов потеря Rb обязательное событие, большинство неоплазий человека содержат дикий тип Rb. Наиболее частым изменением в опухолях, содержащих дикий тип Rb, является инактивация в результате делеции или точечной мутации гена p16, а также амплифия гена CDK4

или суперэкспрессия гена циклина D1. Потеря Rb, инактивация p16, и амплификация СDK4 одновременно встречается чрезвычайно редко, но суперэкспрессия циклина D1 часто сопровождает потерю INK4A, что указывает на их способность оказывать кооперативный эффект в инициации трансформации. Потеря INK4A , суперэкспрессия CDK4 или циклина D1 приводит к накоплению cdk4 способной связываться с циклином D и Cip/Kip протеинами. Образование комплексов Cip/Kip протеинов с Dcdk способствует активизации Ecdk2 и, таким образом, усиливает фосфорилирование Rb, инактивируя его рост супрессивные свойства ([81]). Повышение активности Ecdk2 в трансформированных клетках также определяется уровнем ингибиторного белка p27(Kip1). Опухоли с низким уровнем p27 имеют тенденцию быть более агрессивными и с плохим прогнозом.

S фаза. Фосфорилированный Rb высвобождает транскрипционные факторы E2F-DP направляющих транскрипцию генов необходимых для S фазы (Рис. 1 ( )). Важно, что транскрипция активизируется только временно. Для правильной прогрессии S фазы необходима точно в нужное время деактивация E2F, что частично опосредовано Acdk2. Если E2F–DP1 не инактивируется Acdk2, тогда E2F1 активность присутствует в S фазе неадекватно длительное время, что способствует остановке или задержке S фазы, с последующим апоптозом ([82]). После завершения S фазы рRb вновь переходит в дефосфорилированное состояние, что блокирует инициацию следующей S фазы.

Нарушение регуляции прогрессии S фазы часто связано с мутациями в гене INK4а, а также с ингибированием экспресии генов INK4а, INK4b, p14ARF (p14ARF продукт альтернативной рамки считывания (ARF) гена INK4, p14ARF - супрессор опухоли, стабилизирует p53 непосредственно связываясь с mdm2) в результате гиперметилирования промотора ДНК в участках 5'-CpG. Большинство опухолей с гиперметилированием INK4а, p14ARF, и/или INK4b не содержат детектируемые транскрипты этих генов или содержит уровень соответствующих мРНК значительно ниже, чем в нетрансформированных клетках ([83]). В результате реализации таких механизмов нарушается регуляция фосфорилирования транскрипционного комплекса E2F-DP, и его активность сохраняется неадекватно длительное время. В нормальной клетке такая ситуация решается апоптозом, а в условиях инактивирования функции p14ARF или активации экспрессии Bcl-2 апоптоз блоктрован и глиальная клетка продолжает клеточный цикл с измененным геномом.

G2/M- опухольсупрессорный барьер. В течение нормального клеточного цикла отрицательная регуляция активности Bcdс2 фосфорилированием треонина 14 (T14) и тирозина-15 (Y15) предотвращает преждевременное вхождение в митоз до окончания S фазы. Для вхождения в митоз необходимо Сdс25C - зависимое дефосфорилирование cdс2. Cdс25C фосфатаза с двойной специфичностью, активность которой также зависит от фосфорилирования в соответствии с этапом клеточного цикла. В случае повреждения ДНК следует каскад процессов направленных на поддержание фосфорилирования cdс2 в положениях Thr-14 и Tyr-15. (Рис.3 ( )). В эукариотических клетках центральным компонентом этого каскада является белок ATM, член семейства PIKK (киназа фосфатидилинозитол 3-киназы). После индуцирования разрыва двойной цепи ДНК, ATM киназа активизируется и фосфорилирует chk2, chk1. Киназы chk1 и chk2 в свою очередь фосфорилируют Сdс25C в положении S216, и таким образом инициируют связывание Сdс25C с белками 14-3-3. В связанном состоянии Сdс25C удерживается в цитоплазме, что не позволяет дефосфорилировать и активизировать cdс2. В состоянии ингибиторного фосфорилирования cdk2 клетки подвергаются остановке в G2 фазе ([84]). Однако эти процессы могут только инициировать остановку в G2 фазе, для надежного блокирования клеточного цикла необходимо участие метаболического пути p53 ([85]). Активация метаболического пути р53 может быть результатом повреждения ДНК, после чего р53 повергается посттранскрипционной модификации включающей фосфорилирование и ацетилирование, приводящие к стабилизации и активации его как фактора транскрипции. P53 индуцирует транскрипцию генов p21(Waf1/Cip1) и 14-3-3 σ. 14-3-3 σ - член семейства белков 14-3-3, без участия cdс25C удерживает Bcdс2 в цитоплазме ([86]). P21 не допускает cdс2 в ядро, где возможна активация, однако без р53 опосредованной индукции p21 и 14-3-3 σ ингибирование Bcdс2 после повреждения ДНК не

поддерживается, и клетки могут перейти в фазу митоза (8537, 8638). Начало митоза до репарации ДНК приводит к гибели клетки. Гибель клетки может наступить в результате неспособности закончить митоз или клетка может перейти в S фазу без окончания митоза, после чего также последует апоптоз. В отсутствие положительной регуляции экспрессии р21 белком р53 точка сверки G2 теряет контроль и клетка может перейти к митозу без репарации ДНК, что усиливает нестабильность генома.

Таким образом формирование опухолевого клона может определяться изменением метаболизма в результате мутаций всех важнейших молекулярных компонентов регулирующих точки сверки G1/S и G2/М, а также прогрессию S фазы. Для генов супрессоров опухоли (Rb, ТР53, Cip/Kip, INK4) характерно снижение или элиминация их активности, а для генов CDK4 и циклинов D и E - суперэкспрессия.

4.2.2 Опосредованный теломерами опухоль супрессорный барьер.

У человека существует три важнейших пересекающихся опухоль супрессорных барьера: это р16-Rb (G1/S супрессорный барьер), ARF–p53 (G2/M супрессорный барьер) и супрессорный барьер опосредованный теломерами. Теломеры это нуклеопротеидные комплексы на концах хромосом, которые состоят в основном из двуспиральных TTAGGG повторов, 3’ одноцепочечного участка и ассоциированных с теломерами белков Теломеры играют центральную роль в поддержании целостности хромосомы, что справедливо для различных организмов от дрожжей до растений и человека (Рис. 4 ( )). Длина теломеров достаточно сильно варьирует: у человека от 5 до 15kb, а у мыши может достигать до 60 kb. Теломеры имеют сложную вторичную и третичную структуры формирующиеся в результате ДНК-ДНК, ДНК-белок и белок-

белковых взаимодействий. Для осуществления функций в структуре теломеры важна ее абсолютная длина ([87], [88], [89]). Важную роль в поддержании целостности теломеры играет теломераза. ДНК полимераза не может полностью реплицировать двойную спираль ДНК, и, в отсутствие теломеразы при каждом делении клетки теломера становится немного короче. Теломераза это специализированный РНК-протеиновый комплекс, который отвечает за синтез de novo повторов теломеры. Теломераза состоит из РНКового компонента (TERC) который служит матрицей для добавления повторов, и белкового компонента обратной транскриптазы (TERT). Экспрессия теломеразы в большинстве соматических клеток низкая или полностью отсутствует. Активность теломеразы в основном связана с регуляцией транскрипции гена TERT, тогда как экспрессия TERC распространена шире. В настоящее время принята гипотеза, что прогрессивное укорочение теломеры при каждом делении клетки до критического состояния является причиной ее дисфункции. Наиболее важным результатом дисфункции теломеры является то, что незащищенная теломерой хромосома подвергается двуспиральным разрывам ДНК. Двуспиральные разрывы индуцируют транскрипцию и стабилизацию p53. p16INK4a также может индуцироваться теломера-зависимым способом. В экспериментах in vitro в отсутствие p53– и p16INK4a – Rb – опосредованных точек сверки, культивируемые клетки при дисфункции теломеры продолжают пролиферировать входя в фазу роста называемую «кризис», который характеризуется генетической нестабильностью. Клоны, прошедшие кризис всегда реактивируют теломезазу ([90], [91], [92]) или активируют альтернативный механизм удлинения теломеры (ALT) ([93], [94]). Эти клетки, как правило, имеют генетические повреждение в контроле за пролиферацией и инактивированные опухоль супрессирующие точки сверки.

Поскольку теломера опосредованные точки сверки являются барьером для опухолевой прогрессии, несколько парадоксально то, что дисфункция теломеры может быть промотором канцерогенеза. Тем не менее, четко показано, что особенно на ранних этапах онкогенеза изменение теломеры приводит нестабильности генома ([95], [96]).

Одна из наиболее часто наблюдаемых черт канцерогенеза - реактивация теломеразы - присутствует в 80% опухолей человека ([97], [98], [99]). Существуют данные подтверждающие, что часто хромосомная нестабильность на ранних этапах неопластической прогрессии сопровождается низкой активность теломеразы. Когда эти неоплазии прогрессируют и реактивируют теломеразу или ALT, нестабильность генома значительно усиливается.

4.2.3 Митоз – активизирующие „сигнальне пути” – мишени канцерогенных мутаций

Раковые как и интактные клетки получая информацию из окружающей среды отвечают делением, локомоцией, дифференциацией и апоптозом. Сигналы поступают от окружающих клеток, экстраклеточного матрикса, а также растворимых факторов роста и цитокинов. В настоящее время известно более 100 таких молекул и идентифицировано значительное число рецепторов на клеточной поверхности, которые после связывания с соответствующим лигандом инициируют клеточные ответы (Рис. 5) ([100],[101]). Трансляция сигнала от рецептора в ядро происходит после активации каскадов внутриклеточных биохимических реакций так называемых «сигнальных путей». В раковых клетках элементы сигнальных путей часто мутированы или суперэкспрессированы по сравнению с интактными клетками. Мутации могут приводить к конститутивной активации рецептора, когда рецептор активирован даже в отсутствие соответствующего фактора роста. Также и другие, нижележащие в сигнальном пути белки,

участвующие в передаче сигнала, также могут быть мутированы, и вносить свой вклад в формирование опухолевого фенотипа.

Важную роль в формировании опухолевого фенотипа играет фактор роста эпидермиса (EGF) являющийся прототипом большого семейства факторов роста, связывающихся и активирующих рецепторы семейства ErbB ( EGFR (также известный как ErbB1/HER1), ErbB-2/Neu/HER2, ErbB-3/HER3 и ErbB-4/HER4) ([102]). EGFR присутствует на клеточной поверхности в виде неактивного мономера, который после активации лигандом димеризуется. После связывания с лигандом внутриклеточный тирозинкиназный домен рецептора аутофосфорилируется активизируется и инициирует каскад внутриклеточных процессов. Внутриклеточный сигнальный путь проходит через активацию ras\MAPK, которая в свою очередь активирует ядерные белки необходимые для перехода клеточного цикла от G1 в S фазу, сигнал от EGFR также активизирует

антиапоптический метаболический путь PI3K\ Akt ([103], [104], [105]). Часто в глиальных опухолях высокой степени злокачественности наблюдается амплификация или активизирующие мутации гена EGFR, что влечет за собой активацию ras\MAPK и PI3K\Akt. Активация EGFR критична не только для клеточной пролиферации, EGFR-опосредованный сигнал важен и для других процессов определяющих прогрессию опухоли – это ангиогенез, инвазия и ингибирование апоптоза ([106]). Активация EGFR также связана с формированием химио- и радиорезистентного фенотипа опухоли ([107]).

Важнейшую роль в отрицательной регуляции сигналов от тирозинкиназных рецепторов в том числе и от рецептора EGFR выполняет белок Pten. Обладая липидфосфатазной активностью, Pten является антагонистом сигнала проходящего через фосфатидилинозитол-3 киназу (PI3K) ([108], [109], [110]). Наиболее изученный нижележащий в метаболизме медиатор PI3K - киназа Akt. Известно, что недостаточность отрицательной регуляции активности сигнала в результате делеций в гене PTEN является причиной неадекватной активации PI3K\Akt и соответственно ингибирования апоптоза.

В проведении различных экстраклеточных сигналов включая факторы роста, цитокины, гормоны участвует протоонкоген белок ras, который в GTP-связанной форме активизирует эффекторные пути направляющие клеточную пролиферацию и супрессию апоптоза ([111]). Точечные мутации в белке ras онкогенны так как они приводят к связыванию его с GTP и пребыванию в постоянно активной форме при отсутствии внешних активирующих сигналов. При отсутствии же мутаций в самом гене белок ras может быть активизирован в результате мутаций в белках участвующих в более ранних этапах проведения сигнала, в том числе и при аутоактивации рецептора. Опухолевый фенотип может определяться также недостаточностью отрицательной регуляции активности ras. При мутациях в белках GAP ras также присутствует в постоянно активированном состоянии, что соответственно влечет за собой неадекватную активность MAPK и клеточную прогрессию.

Отличительной чертой опухолей ЦНС также является суперэкспрессия протеинкиназы C (PKC) ([112], [113]). PKC представляют собой семейство серин\треонин киназ катализирующих множество биохимических реакций в клетке. Занимая положение на пересечении многих сигнальных путей, PKC обеспечивают дивергенцию сигнала проводимого из цитоплазмы в ядро. PKC обратимо активируются вышележащими элементами сигнальных путей ([114], [115], [116]), а затем активируют нижележащие в сигнальных путях субстраты такие как Raf-1 ([117], [118], [119]) и bcl-2 ([120]). Гиперстимуляция этих субстратов PKC может привести к ошибочной экспрессии многих генов, включая и те, что отвечают за пролиферацию. Семейство PKC включает 13 изоформ которые классифицированы в подгруппы по способу их активации. Распределение изоформ PKC очень тканеспецифично. PKCγ характерна для нервной ткани ([121]), а експрессия РКСα повышается в клетках злокачественных глиом ([122]) Активированная PKC может провести сигнал в ядро через один или несколько MAPK каскадов которые могут включать Raf-1, MEK и ERK ([123], [124]).

Важную роль в контроле клеточной пролиферации и дифференциации играет протеин киназа А (PKA) представленная в виде двух изоформ PKAI и PKAII ([125]). PKAII экспрессируется в интактных непролиферирующих клетках, тогда как PKAI может временно экспрессироваться при физиологической пролиферации или суперэкспрессироваться в опухолевых клетках. При этом суперэкспрессия может быть индуцирована в результате трансформации некоторых факторов роста и рецепторов таких как TGFα, EGFR, erbB-2 , или онкогенов таких как ras и myc. Суперэкспрессия PKAI коррелирует с плохим прогнозом при различных видах опухолей, а также с множественной устойчивостью к химиопрепаратам ([126]).

4.2.4 Мишени канцерогенных мутаций в метаболических процессах апоптоза

Апоптоз зто универсальный и эффективный механизм самоуничтожения клетки. По мере того, как понимание его роли в нормальной жизнедеятельности клетки углубляется, обнаруживается, что большее число генов, кодирующих регуляторы апоптоза, представляют собой семейства онкогенов или антионкогенов.

Апоптоз и p53. p53 ген супрессор опухоли в клетке выполняет две биологические функции: регулирует клеточную прогрессию после стресса и апоптоз. После стресса, например, такого как повреждение клеточной ДНК, включается сигнальный каскад с участием ДНК-зависимой протеинкиназы и АТМ – белка влияющего на активизацию и стабилизацию р53. Положительная регуляция активности р53 приводит к остановке клеточного цикла, что создает барьер для репликации поврежденного генома ([127]). Напротив, p53-дефицитные клетки демонстрируют неустойчивую остановку клеточного цикла, в основном с участием G1/S и G2/M точек сверки и выраженную устойчивость к апоптозу. Ген Р53 при канцерогенезе мутирует наиболее часто. Инактивация гена Р53 дает клеткам преимущество в неконтролируемом делении. В дополнение к мутации или делеции гена p53 в 50% опухолей человека, обнаружено значительное число дополнительных повреждений, действующих в метаболической цепи p53. Так, например, Mdm2 в нормальной клетке ингибирует функцию p53. В опухолях человека, где отсутствуют мутации Р53, обнаружена амплификация гена MDM2. Очевидно, что статус этого метаболического пути имеет важнейшее клиническое значение. В агрессивных опухолях, с диким типом р53 содержатся аберрантные, еще не идентифицированные факторы, которые регулируют активность каспаз в ответ на сигнальные стимулы р53. Доказано, что статус р53 коррелирует не только с апоптозом, но также с радио- и химиочувствительностью некоторых опухолей ([128]). Известно, что хорошо отвечают на химиотерапию, те опухоли, которые имеют дикий тип р53. Фактически, в настоящее время наиболее эффективно лечатся опухоли, в которых р53 не мутирован.

При повреждении клеточного цитоскелета и ДНК в условиях активации р53 и экспрессии проапоптических белков семейства Bcl-2 - Bax и Bcl-XS активируется митохондриальный путь апоптоза (Рис.6 ( )). В ответ на апоптические сигналы, проапоптические белки семейства Bcl-2 транслоцируются в митохондриальную мембрану изменяя ее проницаемость. Белки этого семейства либо сами образуют каналы на внешней митохондриальной мембране, либо изменяют

активность существующих, что приводит к изменению митохондриального мембранного потенциала, высвобождению цитохрома с и продуцированию активных производных кислорода. Антиапоптические члены семейства Bcl-2 - Bcl-2, Bcl-XL. (такие, как белок Bcl-2) находятся в наружной мембране митохондрий и контролируют эти процессы. Некоторые проапоптические белки семейства Bcl-2, включая Bid, Bcl-XS, и Bad, могут действовать не через влияние на проницаемость митохондриальной мембраны, а путем связывания и ингибирования антиапоптических белков этого семейства. Освобождение цитохрома с с участием адаптора Apaf-1 приводит к активации инициаторной каспазы 9. Инициаторная каспаза 9, активизируют эффекторные каспазы. Активизированные эффекторные каспазы участвуют в процессе апоптоза, непосредственно расщепляя такие протеины как ламин (белок ядерной мембраны), или активизируют другие белки деградации, такие как CAD (фермент, расщепляющий ДНК). Активность каспаз регулируется адапторными молекулами, которые активизируют или ингибируют каспазы. В дополнение, Bcl-XL связывает и инактивирует Apaf-1, тогда как проапоптические белки могут привести к диссоциации Bcl-XL и Apaf-1, что открывает возможность Apaf-1 активизировать каспазу 9. Таким образом, белки семейства Bcl-2 могут непосредственно влиять на каспазный путь апоптоза.

Каспазы это протеазы, которые расщепляют белковую молекулу по остаткам аспарагиновой кислоты, находящейся в составе узнаваемого тетрапептида. Эти ферменты продуцируются как неактивные зимогены активизирующиеся в процессе апоптоза (Рис.7 ( )). Они подразделяются на каспазы эффекторные и инициаторные. Инициаторные каспазы, активизируют эффекторные каспазы. Активизированные эффекторные каспазы участвуют в процессе апоптоза непосредственно расщепляя протеины такие как ламин (белок ядерной мембраны) или активизируют другие белки деградации, такие как CAD (фермент расщепляющий ДНК). На каспазных каскадах конвергирует несколько метаболических путей апоптоза. Внешний или цитоплазматический активизируется при взаимодействии апоптических лигандов таких как TNF или FasL с соответствующими рецепторами TNF-R или Fas (CD95), в результате чего индуцируется их тримеризация. Тримеризованные рецепторы формируют «домен смерти» к которому присоединяются адапторные белки, в том числе и адапторный белок FADD. Адапторные молекулы присоединяют и активизируют каспазу 8 ([129]).

Митохондриальный и каспазный апоптические пути пересекаются, так, каспаза 8 расщепляет белок семейства Bcl-2 известный как Bid с образованием короткого Bid (tBid). В свою очередь tBid совместно с Bad может индуцировать освобождение цитохрома с, что приводит к активации каспаз 9 и 3 с участием адаптора каспаз Apaf-1. В дополнение, Bcl-XL связывается и инактивирует Apaf-1, тогда как проапоптические белки могут привести к диссоциации Bcl-XL и Apaf-1, что открывает возможность Apaf-1 активизировать каспазу 9. Таким образом, белки семейства Bcl-2 могут непосредственно влиять на каспазный путь апоптоза.

Общая черта этих путей и сигнальных механизмов, которые управляют ими та, что практически на каждом уровне действию проапоптических молекул противостоит действие ингибиторов.

Антиапоптические сигналы фосфоинозитид-3киназы. Фосфоинозитид-3 киназный (PI3K)/Akt метаболический путь является мощным медиатором антиапоптических сигналов ([130]). Внеклеточные антиапоптические сигналы, способные ингибировать апоптоз активируя этот путь, генерируются растворимыми факторами и воздействуют просредством прикрепления к клетке. Под действием прикрепившегося к мембране фактора, трансмембранный рецептор тирозинкиназ подвергается ауто- или трансфосфорилированию, в результате чего образуются сайты связывания PI3K с цитоплазматическим доменом, мобилизуя таким образом активную PI3K на внутреннюю поверхность плазматической мембраны. На мембране PI3K взаимодействует с фосфоинозитидами с образованием фосфатидилинозотол 3,4-бифосфатов и фосфатидилинозитол 3,4,5-трифосфатов (PIP3). Эти фосфолипиды являются центрами для активации и присоединения к мембране различных сигнальных протеинов. К таким протеинам относятся ключевые регуляторы апоптоза серин-треонин киназы семейства Akt (Akt-1, -2, и -3). Akt потенциально может влиять на апоптический метаболизм во многих позициях. Генетические исследования показали, что, по крайней мере, 3 гена млекопитающих: FKHR, FKHRL1, и AFX являются мишенями Akt. Akt фосфорилирует и инактивирует большое число субстратов связанных с апоптозом, включая каспазу 9 и BAD, а также ингибует высвобождение из митохондрий цитохрома с. Белковый продукт PTEN - супрессор опухоли функционирует как липидфосфатаза и является специфическим антагонистом PI3K. Потеря PTEN приводит к дерегуляции пути PI3K/Akt . Мутации, приводящие к элиминации активности PTEN или амплификация Akt-2 способствуют снижению апоптического контроля и создают преимущества в пролиферации.

4.3 Ангиогенез – как условие опухолевой прогрессии

4.3.1 Молекулярные основы опухолевого ангиогенеза

Опухолевый ангиогенез обычно рассматривается как дискретный этап в последовательных генетических изменениях, лежащих в основе опухолевой прогрессии, позволяющий использовать сосуды прилежащих тканей и активизацию неоваскуляризации ([131]).

В настоящее время представления о механизме ангиогенеза основываются на гипотезе «баланса», считается, что его инициирование является результатом сдвига равновесия между проангиогенными и антиангиогенными стимулами. Ангиогенные факторы и природные ингибиторы ангиогенеза существуют и даже сосуществуют в одной и той же ткани. На различных модельных системах показано большое число молекул, имеющих проангиогенное кооперативное и, возможно, синергическое действие. Физиологический ангиогенез (в репродуктивной системе) и коррегирующий ангиогенез (при заживлении ран) являются самолимитирующими процессами, которые регулируются циркуляторными или действующими локально паракринными факторами, а также физиологическими параметрами, например, такими как изменения в гомеостазе кислорода. В случае спонтанных опухолей неоваскуляризации может предшествовать длительный латентный период. Возможно, что в зависимости от типа опухоли требуются различные сигналы или комплексы ангиогенных стимулов. Ангиогенный ответ, который следует после рецепции и трансдукции ангиогенного стимула представляет собой сложную систему реакций. К ним относится локальная деградация мембраны, направленная миграция эндотелиальных клеток, инвазия в окружающую строму, пролиферация эндотелиальных клеток, морфогенез эндотелиальной трубки, включение капилляров в более крупные сосуды, удаление ненужных капилляров, образование периэндотелиальной оболочки.

С точки зрения того, какой ангиогенный фактор является общим среди множества факторов, которые вырабатываются обширным кругом естественных опухолей - единственный общий для всех, положительно регулирующийся ангиогенный фактор – фактор роста эндотелия сосудов -VEGF. Альтернативный сплайсинг VEGF является источником существования нескольких изоформ; некоторые в основном изолированы перицеллюлярно, другие в свободном виде реализуют свою биологическую активность посредством взаимодействия с тирозинкиназными рецепторами, VEGF-R1 (Flt-1) и VEGF-R2 (Flk-1/KDR), и дополнительным нейрофилиновым рецептором. VEGF играет основную роль в ангиогенезе и рассматривается как основной фактор кардиоангиогенеза в эмбриогенезе, о чем свидетельствуют эксперименты с летальным исходом у животных несущих только одну VEGF аллель дикого типа. VEGF регулируется в процессе развития, активно индуцируется при гипоксии или гипогликемии, которые испытывают клетки при недостатке кислорода. В основном опухоль поддерживает повышенный уровень VEGF в ответ на гипоксию, что подтверждает значение гипоксии как независящий от генетической природы индуктор ангиогенеза. В сущности, васкуляризация опухоли может быть увеличена индуцированным гипоксией VEGF. Опухоли, лишенные способности реагировать на гипоксию (-/- генотип по фактору транскрипции HIF-1) имеют сниженную способность к васкуляризации ([132]). VEGF также функционирует как фактор выживания незрелых кровеносных сосудов, которые становятся независимыми от VEGF только при их созревании и интеграции с периэндотелиальными клетками.

Прогрессирующий ангиогенез состоит из двух различающихся процессов. В ответ на близкие стимулы мышечные эндотелиальные клетки (EC) мигрируют к концу капилляра где они пролиферируют соединяются друг с другом и образуют новую трубку. Затем клетки гладких мышц (SMC) и перициты образуют слой, который инкапсулирует эндотелиальный слой. И если VEGF – основной ангиогенный фактор, который промотирует пролиферацию, миграцию, разветвление, проницаемость и ремоделирование вновь возникших сосудов ([133]), то за привлечение SMC и перицитов к вновь образованным сосудам или капилярам на втором этапе ангиогенеза отвечают другие факторы. В этом процессе важная роль принадлежит ангиопоэтинам ([134]), TNFβ ([135]) и PDGF ([136]). PDGF - мощный митоген и хемоатрактант мезенхимальных клеток и фибробластов. В ангиогенезе при глиомах PDGF выполняет роль паракринного фактора роста, его действие, по крайней мере частично, стимулирует экспрессию VEGF в опухолевом эндотелии, что приводит к повышению пролиферации эндотелиальных клеток.

VEGF привлекает наибольшее внимание как медиатор опухолевого ангиогенеза, однако FGF2 имеет такой же мощный ангиогенный потенциал. FGF2 индуцирует все важнейшие компоненты роста кровеносных сосудов, включая деградацию экстраклеточного матрикса, миграцию и пролиферацию эндотелиальных клеток, дифференцирование сосудистой трубки. FGF передает сигналы через рецепторы FGFR с тирозинкиназной активностью ([137]). Стабильное связывание лиганда FGF с рецептором FGFR1 и проведение сигнала требует присутствия гепаринсульфат глюкозоаминосульфатов ([138], [139]). В эндотелиальных клетках глиом специфически суперэкспрессируется глипикан-1, что указывает на его роль в ангиогенезе глиом. Считается, что VEGF и FGF2 могут действовать синергически и в тоже время выполнять различные роли в развитии опухоли реализуя свою ангиогенную активность на разных стадиях канцерогенеза. Экспрессия FGF2 преобладает на периферии опухоли, в то время как экспрессия VEGF более выражена в центре больших опухолей ([140], [141]), что в частности объясняется положительной регуляцией VEGF гипоксией.

 4.3.2 Факторы васкуляризации в опухолях спинного мозга. 
 Усиленная неоваскуляризаяция является отличительной чертой всех опухолей ЦНС. Центральная роль в этом процессе принадлежит VEGF. По сравнению с нормальной тканью уровень экспрессии VEGF повышен во всех типах опухолей ЦНС ([142]). При этом наблюдается дифференциальная экспрессия изоформ VEGF. Злокачественность глиальных опухолей коррелирует с уровнем экспрессии фактора, однако в эпендимоммах, менингиомах, гемангиобластомах между экспрессией VEGF, степенью пролиферации сосудов и злокачественностью опухоли корреляции не бнаруживается ([143]). Сравнение экспрессии alpha(v)beta (3) в ткани эпендимом, олигодендроглиом, астроцитом, медулобластом, и Шванном показало, что все опухоли имеют повышенную экспрессию интегриновых рецепторов, однако, уровень экспрессии рецептора также не всегда коррелирует с интенсивной васкуляризацией, что указывает на различные механизмы активации ангиогенеза в опухолях ЦНС ([144]).

Злокачественные глиомы – высокоагрессивные опухоли центральной нервной системы характеризуются интенсивной васкуляризацией. Ангиогеннный фенотип глиом тесно связан со степенью злокачественности ([145]). В процессе ангиогенеза глиом VEGF считается основным, однако в последнее время идентифицированы и другие ангиогенные факторы. Частым изменением в ГБМ является амплификация EGFR ([146]). EGFR положительно регулирует транскрипцию VEGF в клетках глиомы U87 через привлечение ras/PI3K и Akt, что отличается от обычного пути индукции посредством гипоксии. Было показано, что гуморальное или фармакологическое ингибирование функции EGFR ингибирует ангиогенез, а EGF модулирует экспрессию VEGF в опухолевых клетках ([147]).

Мощный экстраклеточный сигнал, приводящий к экспрессии ангиогенных факторов в глиомных клетках и к повышению стабильности матричной РНК, в том числе и мРНК VEGF, генерирует TNF- α. Основной детерминантой времени полужизни РНК является присутствие на 3’ конце ARE, который связывается с факторами дестабилизации или стабилизации, такими как HuR. Показано, что в злокачественных глиомах фактор HuR суперэкспрессирован, что связывают с положительной регуляцией ангиогенных факторов путем стабилизации транскриптов ([148]).

Важную роль в глиомагенезе играет фактор роста тромбоцитов -PDGF-B. PDGF-B и его рецептор PDGF-R в глиомах человека часто (40%) суперэкспрессированы ([149]). PDGF-B не влияет на пролиферацию эндотелиальных клеток, но повышение секретируемого фактора в околоклеточной среде способствует миграции клеток, экспрессирующих PDGF-R ([150]). В экспериментах in vitro PDGF-B активизирует формирование интракраниальной глиомы посредством активизации экспрессии фактора роста эндотелия сосудов и привлечения перицитов ([151]). Когда PDGF-B и VEGF суперэкспрессированы одновременно, наблюдается заметное увеличение количества ассоциированных с капиллярами перицитов. В результате привлечения перицитов, индуцированные VEGF, соседствующие с опухолью сосуды, мигрируют в центральные регионы опухоли. Эти данные подтверждают, что PDGF-B – в глиомах может выполнять роль паракринного фактора, усиливающего ангиогенез, стимулируя экспрессию VEGF в опухолевом эндотелии и путем привлечения перицитов к вновь образованным сосудам. В глиальных опухолях при суперэкспрессии VEGF формируются так называемые «niсk» сосуды, что приводит к геморрагиям, коэкспрессия PDGF-B предотвращает образование геморрагий в результате уплотнения сосудов перицитами ([152]).

Недавно в астроцитомах, анапластических астроцитомах и глиобластомах исследован ангиогенный фактор ангиопоэтин-2 (Ang2) ([153], [154]). Экспрессия Ang2, также как и VEGF, активизируется при гипоксии и его уровень положительно коррелирует со степнью злокачественности глиом ([155]). Белок Ang2 синтезируется не только в эндотелиальных клетках, но и в клетках глиомы, экспрессия этого белка высока и в зоне некроза и на периферии глиобластом. В зоне окружающей экспрессия этого белка высока и в зоне некроза, и на периферии глиобластом. В зоне,окружающей некроз с высоким уровнем экспрессии Ang2, наблюдается регрессия сосудов. Исследования доказывают, что экспрессия Ang2 имеет отрицательную коррелятивную связь с созреванием сосудов, в то время как VEGF в злокачественных глиомах положительно коррелирует с созреванием сосудов ([156]). Таким образом, вероятно, что Ang2 - новый фактор ангиогенеза при глиомагенезе, регулируемый гипоксией, имеет важное значение в созревании и регрессии сосудов в злокачественных глиомах.

В настоящее время считается, что формирование ангиогенного фенотипа зависит от экстраклеточного матрикса (ЭКМ). Его роль опосредуется множеством динамических взаимодействий с эндотелиальными клетками и проведением сигналов при взаимодействии с интегриновыми рецепторами. Параллельно с пониманием роли деградации ЭКМ, необходимой для инвазии эндотелиальных клеток и метастатического распространения опухоли, развивались и представления о значении протеолитических процессов для ангиогенеза и роста ([157]). К тому же некоторые аспекты функционирования матриксных металлопротеиназ (MMP) являются специфическими для ангиогенеза. Так, например, некоторые ангиогенные факторы изолируются в ЭКМ в неактивной форме, а для извлечения их из депо и активации необходим MMP-опосредованный протеолиз ([158]).

Доказано, что протеиназы, в том числе и ММР подвергают процессингу коллаген XVIII с образованием эндостатина, а эндостатин может разрушаться под действием катепсинов ([159]). Таким образом, злокачественные глиомы, синтезирующие высокие уровни ММР, могут осуществлять контролирующую обратную связь между активацией ангиогенеза и его ингибированием посредством эндостатина. Высокий уровень РНК и самого белка эндостатина обнаружен во многих глиальных опухолях ([160], [161]).Таким образом, общий баланс между ангиогенной стимуляцией и ее ингибированием в злокачественных глиомах, несмотря на высокий уровень эндостатина, по всей видимости, сдвинут в сторону ангиогенеза. Доказательство присутствия эндостатина при агрессивных глиомах указывает на существование ингибирующего механизма ([162]).

Важно знать, конвергирут ли различные проангиогенные факторы в едином внутриклеточном метаболическом пути или имеют различные пути реализации сигнала. Доказательства в пользу последнего предположения были получены с использованием модели VEGF и оФРФ индуцированного ангиогененза на модели с использованием различных ангиогенез-специфических интегриновых рецепторов ([163]). Подтверждение этого положения очень важно в аспекте формирования стратегии антиангиогенной терапии. При параллельной реализации сигналов для эффективной антиангиогенной терапии необходимо учитывать все реализующиеся в данной опухоли пути регуляции ангиогенеза.

4.4 Локомоция и злокачественность опухолей

Злокачественные опухоли характеризуются агрессивной и далеко распространяющейся миграцией и инвазией в окружающую ткань. Инфильтративный рост с ранних стадий ограничивает эффективность хирургического лечения, так как со времени диагностирования опухоль обычно распространяется на значительные расстояния. Повышенная способность к миграции и инвазивности опухолевые клетки приобретают в результате изменений активности многих метаболических процессов, среди которых взаимодействие клеток с адгезирующим субстратом, его преобразование и расщепление, взаимодействия типа клетка- клетка. Наиболее изучены в настоящее время механизмы инфильтративного роста глиальных опухолей, для которых показано, что способность к миграции отределяет злокачественность опухоли.

4.4.1 Локомоция глиальных опухолей и взаимодействие с ЭКМ

Существует прямая корреляция между злокачественностью опухоли и ее способностью к миграции и инвазии. В глиомах с высокой степенью злокачественности обнаруживается высокая способность к миграции и инвазии ([164]). Инвазию глиом сопровождают дополнительно секретируемые протеазы и изменения в составе экстраклеточного матрикса (ECM). В процессе миграции и инвазии опухолевые клетки плотно взаимодействуют с ECM ([165]). Распространение глиомных клеток происходит по миелинизированным волокнам и в экстраклеточном матриксе, содержащем кровеносные сосуды, которые можно рассматривать как проводниковые структуры при диссеминации глиом.

Эксперименты in vitro указывают, что скорость миграции глиомных клеток зависит от белков ЭКМ и генотипа глиом. Так, для клеточных линий U-373 MG и A-172 MG, наиболее активным стимулятором миграции является ламинин, а для клеточной линии HF-66 - фибронектин ([166]). Установлено, что интактная нервная ткань при конфронтации с инвазирующими клетками глиомы синтезирует компоненты экстраклеточного матрикса ламинин, фибронекти и коллаген IV типа, а глиальные клетки продуцируют специфические, способные взаимодействовать с ЭКМ интегрины (beta1, beta4, alpha3, alpha6). Взаимодействие рецепторов глиомных клеток с белками ЭКМ определяет их миграцию в нормальную нервную ткань ([167]). Некоторые клеточные линии глиом синтезируют alpha3 beta1 интегриновый рецептор, способный связываться с несколькими компонентами ЭКМ (ламинином, фибронектином и коллагеном), их ингибирование в эксперименте значительно снижает скорость миграции глиомных клеток, что свидетельствует об универсальном значении этих рецепторов в осуществлении миграции глиом in vivo ([168]).

Клетки глиом сами синтезируют белок, выполняющий роль экстраклеточного матрикса – тенасцин (TN), высокие уровни экспрессии этого белка обнаружены в астроцитомах высокой степени злокачественности в инвазирующей области опухоли. Тенасцин также тесно связан с гиперпластическими кровеносными сосудами, что свидетельствует о его роли в неоваскуляризации опухолей ([169]). Клетки глиом при культивировании в присутствии TN демонстрируют очень высокую скорость миграции ([170]). TN состоит из нескольких отдельных доменов содержащих последовательности подобные к фактору роста фибробластов, фибронектину III типа и сегмент высокой гомологии с, b и g цепями фибронектина ([171]). TN также содержит четыре сайта регулирующих адгезивные и контрадгезивные эффекты ([172]). Способность глиом высокой степени злокачественности синтезировать такой полифакторный белок экстраклеточного матрикса дает клеткам преимущество быстро распространяться независимо от ЭКМ в ткани нормального мозга.

4.4.2 Зависимость миграции глиом от взаимодействий типа клетка-клетка

Существуют исследования, указывающие, что большинство злокачественных глиом экспрессируют белок коннексин 43 (Cx43) участвующий в организации межклеточных каналов ([173]). Увеличение экспрессии Cx43 в злокачественных глиомах является ключевым событием в формировании их адгезивных и инвазивных свойств. Cx43 глиом участвует в установлении межклеточных каналов с астроцитами хозяина, что существенно влияет на их инвазивность. Клетки глиом экспрессирующие Cx43- легко диссиминируют через паренхиму мозга, в то время как Cx43-дефицитные клетки глиом мигрируют в основном вдоль поверхности капилляров и сосудов. Cx43 также действует как сайт, способствующий усилению клеточной адгезии и агрегации, причем адгезивные свойства коннексина не связаны с формированием каналов ([174]).

Предполагается, что в формировнии клетка-клеточной адгезивности и инвазивности глиобластом имеет также значение экспрессия структурных компонентов семейства тканеспецифических белков кадхеринов (cadherin). Кадхерины трансмембранные протеины экстраклеточные домены которых промотируют кальций зависимую гомотипическую адгезию между соседними клетками, в то время как их цитоплазматические домены связаны с белками цитоскелета ([175]) Известна также роль в миграции нервных клеток полисиаловых кислот, которые чаще обнаруживаются в активно мигрирующих астроцитарных опухолях и, напротив, дефицитные по полисиаловым кислотам клетки глиом демонстрировали низкую инвазивность в эксперименте ([176]) В межклеточной адгезии нервных клеток важное значение имеют также молекулы адгезии нервных клеток (NCAM), которые по мнению некоторых исследователей также имеют значение в инвазивности глиальных опухолей ([177]).

Инвазия злокачественных клеток многоступенчатый процесс, который требует координации между механизмом, обеспечивающим адгезию и преобразование ЭКМ и работы внутриклеточного «мотора». Большинство исследований сосредоточено на экстраклеточных механизмах, связанных с формированием мигрирующего поведения опухолевых клеток. Однако важное значение имеют и внутриклеточные процессы с участием цитоскелета, включающего микротрубочки, актин содержащие микрофиламенты и ряд механохимических энзимов ([178]). Наиболее изучен в настоящее время миозин II - цитоплазматический аналог миозина гладких и скелетных мышц. Миозин II участвует во многих процессах связанных с ростом отростков астроцитов, образованием конусов роста и сократительном ответе клеток ([179]). Активность миозина контролируется фосфорилированием ферментом MLCK3 и RLC ([180]). В хирургических образцах глиобластом обнаружены обе из существующих изоформ миозина - IIA и IIB ([181]). Ингибирование MLCK в экспериментах in vitro специфическими препаратами приводит к выраженному ингибированию миграции глиомных клеток и доказывает его роль в инвазивности глиом.

4.4.3 Роль протеиназ в миграции и инвазии глиом

Для миграции, инвазии опухоли и образования сосудов необходима деградация экстраклеточного матрикса этот процесс опосредуется протеолитическими ферментами и их ингибиторами. Наибольшую группу ECM-деградирующих ферментов представляют металлопротеиназы (MMP), составляющие у человека группу из 23 ферментов. Эти ферменты синтезируются в виде неактивных зимогенов. Для перевода их в активное состояние требуется протеолитическое расщепление. Для большинства MMP активация проходит в клетке с участием протеиназ ([182]).

Активация MMP-2 в некоторых клеточных линиях глиом происходит в ходе активатор плазминогена урокиназного типа (uPA)/плазминового каскада. При активации uPA связывается с uPA рецептором (uPAR), что приводит к превращению плазминогена в плазмин. Пазмин расщепляет про-MMP-2 с образованием активной формы. Более того, ключевые компоненты uPAR и про-MMP-2 синтезируются только в астроцитах, uPA синтезируется в астроцитах и клетках глиомы, а плазминоген только в клетках глиомы. В эксперименте доказано, что миграция глиомных клеток значительно ускоряется в присутствии астроцитов и подавляется при добавлении в среду агентов ингибирующих uPA–плазминовый каскад. Таким образом, клетки глиомы в некоторых опухолях могут использовать астроцитарное окружение для активации MMP-2, что приводит к повышению их инвазивности ([183]). Возможно, что распространение глиомных клеток вдоль трактов белого вещества мозга in vivo объясняется локализацией субпопуляций uPAR обогащенных астроцитов ([184]). Существование глиома-астроцитарных взаимодействий подтверждается тем, что астроциты вокруг глиомных клеток активизируются. Более того, было обнаружено, что клетки глиомы продуцируют факторы промотирующие пролиферацию астроцитов ([185]). Другие клеточные линии глиом экспрессируют как про- так и активную формы MMP-2, что может являться ключевым событием в формировании самодостаточности глиомных клеток во всех аспектах их функционирования.

Существует большая группа тканевых ингибиторов металлопротеиназ (TIMP), которые связаны с активным центром MMP ([186]). Каждый из TIMP может не селективно связываться со всеми MMP. Баланс уровней MMP и TIMP является причиной деградации или продукции ECM. Кроме прямой деградации ECM MMP могут расщеплять многие факторы роста и их рецепторы или ассоциированные с факторами роста белки. Все воздействия MMP оказывают мощное влияние на околоклеточное окружение, действуя как промоторы роста опухоли ([187]).

В отличие от большинства секретирующихся MMP, MMP мембранного типа, (MT-MMP) закреплены в клеточной мембране посредством трансмембранного домена так, что каталитический центр расположен экстрацеллюлярно ([188], [189]). Исследование хирургических образцов глиом показало, что уровень мРНК MT1, MT2, MT6 MMP и TIMP-1, -2 положительно коррелирует с увеличением степени злокачественности глиомы. Для прогрессии глиом имеет значение MT6-MMP, в то время как уровень MT4-MMP в глиомах на ранних стадиях может снижаться ([190]). Физиологическая роль MT-MMP в настоящее время мало изучена, однако было показано, что экспрессия MT1-MMP так же как и MMP-2 и MMP-9 коррелирует с степенью злокачественности глиом ([191]). Особенностью высокоинвазивных глиом является их способность преодолевать ингибиторные свойства миелина ([192], [193]). Показано, что такие свойства некоторых глиом связаны с присутствием на плазматической мембране активных MT1-MMP. MT1-MMP отвечает за способность клеток глиом (в частности линии С6) проникать в оптический нерв , а также расщеплять ингибиторный белок миелина bNI-220. Таким образом, MT1-MMP способна ремоделировать непроницаемый субстрат миелин, возможно способствуя миграции и инвазии клеток глиомы в миелинизированных нервных путях in vivo.. Возможно, что локализованные на опухолевых клетках глиом МТ-MMP управляют инвазией, через активацию про-MMP-2. Известно, что MMP-2 и MMP-9 желатиназы связаны с инвазивностью благодаря их способности расщеплять коллаген IV типа, присутствующий в мембране, которая окружает сосуды ([194], [195], [196]). В глиомах in vivo обнаружена экспрессия MMP-2, тогда как MMP-9 в основном обнаруживается в регионах ангиогенеза. Таким образом, рост и инвазивность скорее связана с MMP-2, а ангиогенез с MMP-9.

4.4.4 Значение сигнальных путей «выживания» для формирования инвазивности и миграции глиом.

Клетки глиом, которые мигрировали из основной массы опухоли и внедрились в нормальную ткань мозга, образуют пенумбру, что определяет их недосягаемость при хирургическом удалении опухоли и облучении. Опухолевые клетки в пенумбре недосягаемы также и для химиотерапии, так как способность к миграции и отсутствие чувствительности к апоптозу тесно связаны. Множество ингибиторов миграции повышают чувствительность мигрирующих клеток глиом к апоптозу. Клетки глиомы не способные к миграции, напротив, не отвечают активацией апоптоза на действие ингибиторов миграции. Известно, что адгезия клеток на субстрате сопряжена с активацией сигналов «выживания» ([197]). Однако недавние работы доказывают, что супрессия апоптоза больше связана с мигрирующим фенотипоп, чем с способностью клеток глиом к адгезии. Только клетки краёв глиомы, помещенные на ламининовый субстрат демоструруют высокий уровень форсфорилирования Akt и активацию апоптоза при ингибировании PI3-киназы. Клетки центральной части глиомы не обладают такими свойствами ([198]). Тесная корреляция активации миграции и снижения чувсительности к апоптозу указывает, что при миграции может активизироваться путь «выживания» Akt, являющийся важным участником PI3-киназных сигналов генерируемых факторами роста и интегриновыми рецепторами ([199]). Генерирование фосфатидил инозитол (3,4,5)-трифосфата (PI3-Р) PI3-киназой приводит к присоединению Akt к плазматической мембране и фосфорилированию при взаимодействии с PI3-Р и 3-фосфоинозитидзависимой киназы-1 (PDK1) ([200]). Фосфорилированная Akt в мигрирующих клетках, в отличие от активированной под влиянием фактора роста эпидермиса, локализована в лидирующем конце ([201]), что еще раз доказывает связь активации PI3K / Akt пути и мигрирующего фенотипа.

Еще одна особенность клеточной организации глиом высокой степени злокачественности - наличие плотного клеточного слоя, который называют псевдопалисадным. Псевдопалисадный слой окружает некротический центральный участок. Одно из последних предположений о происхождении псевдопалисадного слоя, что их образует популяция клеток, мигрировавших из центра опухоли. Однако тип миграции этих клеток более медленный, чем у клеток в пенумбре. Причиной миграции клеток палисадной зоны согласно последним исследованиям, в отличие от более ранней гипотезы об активном делении, может быть гипоксия ткани в центре опухоли. Такое предположение подтверждается повышенной экспрессией в этих клетках гена HIF, мишенью которого является ген VEGF ([202]). HIF опосредует адаптивный транскрипционный ответ на гипоксию, который включает активацию гликолитического метаболизма, секрецию проангиогенных факторов и повышение клеточной миграции ([203]). Мигрирующий фенотип этих клеток подтверждается также повышенной активностью MMP-2, которая в гипоксических условиях значительно возрастает. Считается, что псевдопалисадный слой в глиомах высокой степени злокачественности может быть обусловлена гипоксией в участках окружающих патологические сосуды, миграцией клеток наружу из гипоксической зоны (псевдопалисадные клетки), гибель клеток неспособных к миграции и образование некротического участка в центре опухоли ([204]).

Таким образом, глиомы высокой степени злокачественности состоят из неопластических клеточных популяций отличающихся по механизмам и, как следствие по скорости миграции.

Внутриклеточные сигнальные пути, участвующие приобретении мигрирующими глиомными клетками резистентности к апоптозу, кроме PI3K/Akt, включают mTOR, NF-B, и аутофагию (программированную смерть клетки II типа) ([205]). В мигрирующих клетках глиом могут быть активизированы различные пути, выводящие эти клетки из-под контроля апоптоза. Однако эти пути не активизированы одновременно в одной и той же глиоме. В зависимости от активизированного пути может быть выбран специфический ингибитор, но этот выбор будет существовать только для одного пациента, что составляет основу реализации стратегии мишени при воздействии на механизмы миграции глиом.

5.5 Генетические особенности интрамедуллярных опухолей нейроэпителиальной ткани спинного мозга

5.5.1 Генетические аберрации при эпендимах.

Эпендимомы предствляют собой медленнорастущие нейроэпителиальные опухоли и составляют 50-60% глиом спинного мозга ([206], 23). У взрослых эпендимомы спинного мозга встречаются с такой же частотой, как и интракраниальные опухоли. И напротив интракраниальные опухоли у детей встречаются намного чаще, чем спинальные.

Установлено, то при эпендимальных опухолях спинного мозга наиболее часто обнаруживается потеря или реорганизация хромосомы 22 ([207], [208], [209], [210]). Большинство исследований указывают на потерю генетического материала в регионе 22q ([211]). Характерно, что ген NF2 также локализован в регионе 22q и часто при эпендимальных опухолях инактивирован. Исследование 62 эпендимальных опухолей, среди которых были 14 эпендимом спинного мозга, показало, что в 6 из них имелись мутации в гене NF2, которые, однако, не были обнаружены ни в одной из интракраниальных опухолей ([212]). В связи с этим предполагают, что существует два подтипа интрамедуллярных спинальных опухолей отличающихся присутствием наряду с LOH в регионе 22q мутации NF2. Наличие мутаций в регионе 22q отличает педиатрические эпендимомы от таковых у взрослых. Исследование 18 образцов педиатрических опухолей показало отсутствие мутаций в этом регионе ([213]).

В ДНК клеток эпендимом наблюдаются также вставки, делеции и реорганизация в регионе длинного плеча хромосомы 9q и в хромосомах 6, 10, 11, 13, 17 ([214], [215], [216], [217]). Так, известно, что в регионе 17р13.1 локализован ген супрессор опухоли р53. Генетический анализ ткани 31 эпендимомы показал наличие точечных мутаций в регионе локализации р53 в 15 образцах ([218]).

Другой важный регион, подвергающийся мутациям при спинальных эпендимомах – 11q. В этом регионе локализуется ген определяющий MEN1 (multiple endocrine neoplasiа type 1). Исследование 45 образцов эпендимальных опухолей показало, что наряду с LOH затрагивающей регион 11q в некоторых образцах присутствуют и мутации гена MEN1, причем все образци относились к рецидивировавшим опухолям III степени злокачественности. На основании полученных результатов авторы предполагают важность данного генетического региона для злокачественной прогрессии эпендимальных опухолей ([219]).

Анализ генов супрессоров опухоли таких как PTEN (регион 10q23.3), CDKN2A (регион 9p21 ), не показал в них мутаций. Не обнаружено также изменений в уровне экспрессии протоонкогенов CDK4 или CCND1 (регион 12q14 и 11q13 соответственно).

Использование техники сравнительной геномной гибридизации ([220]) позволяющей анализировать различие в количестве копий нормальной ДНК и ДНК в опухолевых клетках показало, что среди исследованных 44 эпендимом из которых 14 первичных интрамедуллярных опухолей во всех случаях присутствовало изменение количества копий генов. Наиболее часто увеличение числа копий наблюдалось для хромосомы 7 (13 образцов), 9q (8 образцов) и Х хромосомы (8 образцов). Менее часто в 5-6 образцах встречалось увеличение в количестве копий хромосом 2, 5, 12,15q и 18. Утрата генетического материала наиболее часто обнаруживалась в регионе 22q (11 образцов), однако без изменения числа копий для гена NF. Среди 14 образцов первичных интрамедуллярных опухолей в 7 была идентифицирована только LOH в регионе 22q. Часто потеря генетического материала наблюдалась в хромосоме 13 в регионе 13 q (в четырех образцах). Эти исследования позволили также обнаружить связь между потерей и вставками генетического материала – так вставки в 12q коррелируют с вставками в хромосоме 15 и Х и потерей в 22q ([221]).

Таким образом, интрамедуллярные спинальные эпендимомы отличаются от интракраниальных эпендимом, как с точки зрения генетики, так и с точки зрения прогноза. Средний возраст пациентов с интрамедуллярными спинальными эпендимомами составляет 40 лет. Эти спинальные опухоли имеют значитено более благоприятный прогноз, чем интракраниальные эпендимомы, чему соответствуют и генетические отличия между этими типами.

Миксопапиллярные эпендимомы - медленно растущие опухоли появляются в молодом возрасте почти исключительно в терминальных регионах спинного мозга. Исследования с применением стандартных технологий показали реорганизацию в хромосоме 1 в регионе 1р ([222]) и делецию в регионе11q ([223]). Молекулярные исследования позволили обнаружить также некоторые специфические изменения в ДНК этих опухолей. Так, исследование 11 образцов опухолей только в двух показало LOH в регионе 22q и в одном образце в регионе11q, однако в генах локализованных в этих участках генома - потенциальных мишенях NF2 и MEN1 мутаций обнаружено не было (219). В других исследованиях были получены аналогичные результаты, указывающие на отсутствие LOH в регионе 22q (212, 213). В исследованиях, когда тестировались другие участки генома важные для злокачественной трансформации при других опухолях, например регион 10q, обнаружено отсутствие мутаций и в этих участках (213). Методом сравнительной геномной гибридизации было установлено, что наиболее характерными для миксопапиллярных эпендимом являются LOH в регионе 13q14 - 31 (из семи в шести образцах), в то время как в регионе 9q часто наблюдались вставки (в пяти из семи образцов) ([224]). К менее частым относится LOH в регионе 6q (четыре образца из семи) и вставка в хромосоме 17, однако в регионе 22q изменений не было обнаружено ни в одном образце. Аналогичные результаты, подтверждающие генетические различия между двумя типами опухолей также указывают на отсуствие LOH в регионе 22q, однако LOH с разной частотой (1-3 случая из 6) обнаружены в 1, 2 и 10 хромосомах (221). Авторы исследования считают, что полученные результаты указывают на то, что итрамедуллярные эпендимомы спинного мозга и миксопапиллярные эпендимомы, несмотря на общий гистологический предшественник, представляют собой отдельные подгруппы. Так миксопапиллярные эпендимомы отличаются от интрамедуллярных отсутствием LOH в регионе 22q и отсутствием вставок в 15q и 12 хромосомах. Авторы считают, что именно эти генетические отличия определяют различное клиническое поведение этих опухолей.

Субэпендимомы - медленно растущие доброкачественные опухоли, которые составляют 8% от эпендимальных опухолей спинного мозга. Наиболее часто этот вид эпендимом поражает цервикальные и цервикоторакальные отделы ([225]). Описано несколько случаев наследственных субэпендимом ([226], [227]). Однако большинство субэпендимом развиваются спорадически. В настоящее время только в одном исследовании образцов этих опухолей обнаружено изменение в 17 хромосоме.

4.5.2 Астроцитарные опухоли - генетические аберрации.

Диффузные астроцитомы низкой степени злокачественности могут возникнуть в любом отделе ЦНС, однако, преимущественная их локализация – полушария головного мозга. Приблизительно 60% интракраниальных опухолей принадлежит к этому типу. Интрамедуллярная локализация встречается намного реже – в 25-30% случаев с некоторым преобладанием среди мужского пола ([228]). У детей младшего возраста частота встречаемости составляет 59% и с возрастом снижается ([229], [230]). Большинство цитогенетических и молекулярных исследований этих опухолей проведено на интракраниальных опухолях. Основываясь на результатах этих исследований можно прийти к заключению, что большинство, если не все генетические изменения, имеющие значение в развитии и прогрессии интракраниальных опухолей имеют аналогичное значение и в формировании спинальных астроцитом. В результате обширных исследований возникла концепция согласно которой генетические различия отражают два пути по которым может формироваться наиболее злокачественная форма этих опухолей – глиобластома мультиформная (ГБМ) ([231]). Если пациенты по клиническим и гистопатологическим данным отбираются тщательно, то генетические изменения в этих двух путях отличаются.

4.5.2.1.ГБМ - первый тип, генетические нарушения и оухолевая прогрессия.

При первом типе формирования глиобластомы наблюдается пошаговая эволюция от астроцитомы низкой степени злокачественности до анапластической астроцитомы и ГМБ. Пациенты, у которых диагностируется такая прогрессирующая глиома, как правило, молодые люди средний возраст – 39 лет, в анамнезе часто имеют менее злокачественную опухоль ([232]). Данные исследований с использованием клинических образцов опухолей различной степени злокачественности свидетельствуют, что первоначально генетические события определяют клинически незаметные предшествующие повреждения, ведущие к формированию астроцитом первой и второй степени злокачественности. Они также доказывают, что инициация астроцитомы у этих пациентов является результатом моноклональной эволюции приводимой в движение последовательными утратами проапоптических функций и нарушенем регуляции клеточного цикла. Генетическая нестабильность в этих опухолях приводит к накоплению множества мутаций, что отражается в существовании различных типов опухолевых клеток в одной злокачественной опухоли. Глиобластомы мультиформные считаются наиболее злокачественными астроцитарными опухолями. Среди клеток в мульформной глиоме можно обнаружить гиперплоидные и клетки, где количество хромосом может достигать сотен. В этих клетках могут наблюдаться структурные реорганизации хромосом, затрагвающие многие хромосомы.

Ген ТР53. Наиболее часто в ДНК обнаруживается LOH в регионе 17р. Мишенью мутаций в этом регионе является ген ТР53 (17р13.1). Вовлечение мутаненеза ТР53 в клональную экспансию опухолей ЦНС доказана во многих исследованиях ([233], [234], [235], [236], [237]). ТР53 – супрессор опухоли выполняет центральную роль в реакции клетки на различные потенциально онкогенные стрессорные воздействия. Этот белок предотвращает превращение поврежденной или потенциально онкогенной клетки в онкогенную. Ген ТР53 содержит несколько так называемых «горячих точек» в консервативном регионе включающем экзоны 5, 7 и 8 ([238]). Накопление мутаций, приводящих к потере функций р53, чаще наблюдается у индивидуумов имеющих точечные мутации в зародышевой линии. Первично частичная утрата функции p53 создает предрасположенность к пренеопластическому и раннему неопластическому перерождению. Так доказано, что при наличии в геноме мутации в кодоне 283 последующая мутация затрагивает кодон 267 и затем в оставшейся аллели дикого типа мутирует кодон 258. Первые две мутации индуцируют образование опухолевых клеток с генотипом p53 267W+283H/258D, который составляет 70% клеток при первичной астроцитоме. 8% имеют частично мутировавший генотип p53 267W+283H/WT. 22% имеют коститутивный p53 283H/WT генотип и являются неопухолевыми. Функциональный анализ аллелей p53, присутствующих в опухолях у пациентов показал, что p53 R283H способен активировать ген CDKN1A (p21, WAF1, cip1, SDI1) но не ген BAX , а также сохраняет способность индуцировать остановку клеточного цикла. Р53 R267W+R283H и p53 E258D не способен индуцировать остановку клеточного цикла и активировать ни один промотор ([239]).

Ген MDM2. В подвергнутой стрессорному воздействию клетке активизируются различные сигнальные пути, приводящие к стабилизации короткоживущего p53, повышению его внутриклеточной концентрации и реализации стресс - специфических программ приводящих к апоптозу или остановке клеточного цикла ([240], [241]). Р53 не только индуцирует осуществление этой программы, но и регулирует свою собственную активность. Активированный p53 индуцирует транскрипцию MDM2, белковый продукт которого связывается с p53 и инактивирует его ([242]). Как негативный регулятор р53 MDM2 является протоонкогеном, суперэкспрессия которого несет онкогенное действие путем предотвращения накопления р53. Злокачественные глиомы представляют собой тип опухоли, среди которых частота мутаций в р53 составляет 30% ([243]). Суперэкспрессия MDM2 также часто встречается среди глиом (10%) ([244]). В глиомах основной механизм суперэкспресии MDM2 – реализуется через амплификацию гена. Амплификация MDM2 (хромосома 12 регион 12q13-14) наблюдается у пациентов с глиомами с диким типом p53, что подтверждает альтернативность этого механизма инактивации метаболического пути р53 ([245]) и онкогенное значение разрыва p53-MDM2 регуляции апоптоза.

Сигнальные пути Fas/FasL, TNF-α. Для глиальных опухолей характерно блокирование апоптических сигналов. Так сигнальный путь Fas/FasL регулирующий программированную смерть клетки при различных злокачественных опухолях имеет значение и для генеза злокачественных глиом ([246]). Глиомы экспрессируют Fas и FasL, причем глиомный FasL индуцирует апоптоз в Fas-позитивных T-клетках, которые инфильтруются в опухоль ([247]). FasL или агонист Fas антитело CH-11 инициируют апоптоз и в некоторых клетках глиом ([248]), но в других являются проводником пролиферативного сигнала ([249]). Доказано, что Fas-опосредованный апоптоз в глиомных клетках осуществляется через Fas-опосредованную активацию DISC/каспазы -8 и-10. Каспаза-8 проходит 2-х этапное расщепление с высвобождением активной субъединицы, которая активизирует эффекторную каспазу-3 ([250], [251], [252], [253]). В глиомах, резистентных к Fas-опосредованному апоптозу, инициирующая каспаза-8 проходит только один этап расщепления, тогда как второй этап ингибируется в Fas ассоциированном комплексе DISC. Доказано, что в DISC второй этап расщепления каспазы-8 могут ингибировать c-FLIP и PED/PEA-15, предотвращая таким образом в глиомах Fas-опосредованный апоптоз. В настоящее механизмы, реализующиеся при суперэкспрессии c-FLIP, активно изучаются ([254]), появляются экспериментальные доказательства, что Fas является проводником пролиферативного сигнала ([255]), а суперэкспрессия c-FLIPL активизирует путь NF-κB ([256]). Важное значение в переключении клеточных программ апоптоз/пролиферация приписывается фосфорилированной форме c-FLIP и активности CaMK II, которая также фосфорилирует TRAIL (tumor necrosis factor-related apoptosis-inducing ligand)- ([257]). Таким образом очерчивается роль CaMK II - зависимого фосфорилирования, как важнейшего регулятора проведения апоптических сигналов через лиганды апоптоза.

Для злокачественных глиом характерно ослабление также TNF-α индуцируемого апоптоза. Механизм переключения во многом неизвестен, однако очевидно, что важная роль принадлежит активации фактора транскрипции NF-κB, мишенями которого являются гены ингибиторы каспаз ([258], [259], [260]). Последние исследования также указывают, что возможны и другие пути активизации антиапоптических направлений в клетках устойчивых к TNF-α индуцируемому апоптозу - так TNFR - ассоциированный фактор 2 при действии TNF является эффективным активатором нескольких MAPK, включая JNK, p38, и ERK 1/2, ([261], [262], [263]).

Экспериментальные исследования раскрывают все новые механизмы блокирования апоптоза в глиомных клетках. Так, анализ 50 мультиформных глиобластом человека показал, что Bax-дефицитные глиобластомы демонстрируют резистентность ко многим апоптическим стимулам, а клетки, в которых отсутствуют Bax и Bak, полностью резистентны ко всем апоптическим стимулам, в том числе и к инъекции каспазы-8 ([264]).

Многообразие путей трансформации клетки через нарушение метаболических процессов регуляции апоптоза и пролиферации подтверждает их каузальное значение для онкогенеза. Данные литературы свидетельствуют, что нет специфических для глиальных опухолей повреждений отменяющих апоптоз, важно, что при злокачественном перерождении проходят селекцию клетки, в которых он надежно блокирован. К ключевым механизмам нарушения равновесия между пролиферацией и апоптозом в глиомной клетке относятся мутации р53, PTEN, активация АКТ, амплификация MDM2, амплификация или мутация EGFR и PDGFR, ослабление апоптических FAS и TNF сигналов.

Антиапоптические сигналы, гены PTEN и АКТ. Стресс сигналы, регулирующие апоптоз и пролиферацию в нормальной клетке, должны быть четко сбалансированы. Центральную роль в координации сигналов проходящих через PI3K каскады выполняет продукт гена супрессора опухоли PTEN. Известно, что PTEN мутирован в 40–50% глиом высокой степени злокачественности ([265], [266]). В реализации координирующей функции важно, что PTEN преимущественно дефосфорилирующий PIP, обладает и протеин фосфатазной активностью ([267]). Таким образом, Pten снижает проведение пролиферативных сигналов являясь антагонистом PI3K и PIP3-зависимой сигнализации включающей активацию АКТ – важнейшего фактора выживания клетки ([268], [269], [270], [271]) и непосредственно регулирует пролиферацию клеток оказывая прямое действие на фосфорилирование тирозина, которое инициируется под действием различных факторов роста и онкогенов. Существуют доказательства, что Pten, по крайней мере, в клеточных линях глиом, является ингибитором фосфорилирования тирозина PDGFR ([272]). Pten - ключевой многофункциональный белок, вовлекающийся в регуляцию апоптоза во многих позициях. Доказано также его участие в MDM2 – р53 регуляции посредством блокирования MDM2 опосредованной деградации р53 ([273]). Таким образом, четко вырисовывается значение в глиомагенезе реорганизация сигнального пути PTEN-AKT-MDM2-p53.

Рост опухоли можно рассматривать как нарушение балланса между пролиферацией и апоптозом. PI3K-AKT путь представляет собой наиболее мощный сигнальный путь выживания клетки, который часто активирован в глиомах. Повышение активности AKT, которая детектируется в глиальных опухолях человека, определяется активацией метаболических путей проходящих через рецепторы факторов роста, в результате инактивации отрицательной регуляции этих путей Pten или в результате амплификации генов семейства AKT ([274], [275], [276]). Экспрессия AKT у пациентов с глиомой имеет обратную корреляцию с длительностью жизни ([277]). Утрата активности Pten или активизация Akt обеспечивают антиапоптические и проинвазивные свойства опухолевым клеткам ([278], [279]), а также определяют способность клеток глиом выживать в стрессорных условиях ([280]). В отсутствие же нарушений в Pten или амплификации AKT важную роль для поддержания такой способности выполняют остающиеся активными в инвазивных и пролиферирующих глиомах внутриклеточные сигнальные пути. Важность митогенной сигнализации в формировании и прогрессии глиальных опухолей подтверждается тем, что одна из наиболее четких отличительных особенностей глиом - амплификация/мутация EGFR (или erbB1) ([281]). Амплификация гена EGFR обнаруживается в 50% ГБМ (5). 40% опухолей с амплифицированным EGFR экспрессируют рецептор EGFRvIII с потерей экзона 2–7, что приводит к большой делеции в экстрацелюллярном связывающем домене и формированию независящей от лиганда киназной активности (6, 7). На различных моделях показано, что усиленный EGFR сигнал может привести к трансформации астроцитов и образованию глиом. Усиленная EGFR сигнализация может изменить злокачественный фенотип клеточной линии полученной из глиомы человека (8 –10).

Дерегуляция клеточного цикла и прогрессия астроцитом. Изменения, которые определяют трансформацию диффузной астроцитомы в более злокачественную форму – анапластическую астроцитому в основном связаны с мутациями в хромосомах 9, 11, 19 (регионы 9р, 11р, 19q). Многие генетические изменения в этих регионах определяют дестабилизацию регуляции ключевых процессов клеточного цикла. В целом изменения в метаболическом пути Rb: делеции INK4, амплификации CDK4,6 или потеря иммунореактивности Rb- наблюдаются в 53% опухолей, при этом они часто являются взаимоисключающими, что указывает на каузальное значение этих мутаций в глиомагенезе ([282]).

Гены G1 фазы: Rb, INK4, Cip/Kip, CDK4/6. В G1 фазе при первичных глиомах часто клеточную пролиферацию и неопластическую трансформацию определяют два семейства генов супрессоров опухоли: INK4 (p15, p16, p18 и p19) и Cip/Kip (p21, p27 и р57). Исследование генетического статуса важнейшего гена супрессора опухоли INK4, ингибирующего фосфорилирование Rb и соответственно G1/S переход, показало, что из 105 первичных глиом в 43 (41%) содержались гомозиготные и в 8 (7%) гемизаготные делеции локуса INK4. С делецией p16(INK4) всегда коррелировала делеция p14(ARF )- белкового протектора р53 ([283]). В другом исследовании, поведенном на 14 первичных GBM, кроме потери в 50% локуса p16(INK4) наблюдалась повышенная экспрессия (в 44% опухолей) CDK4, а ген CDK6 имел более высокие уровни экспрессии по сравнению с нормальной тканью в 12/14 глиобластом. При этом экспрессия CDK6 в образцах опухолей предыдущих исследований при более низком уровне злокачественности у тех же пациентов не наблюдалась. Эти данные указывают на важное значение CDK4 и CDK6 в астроцитарном туморогенезе, особенно на протяжении более поздних стадий опухолевой прогрессии ([284]). Очевидно, что в этом случае отсутствие ингибирующего влияния р16 и повышенная экспрессия cdk4,6 действуют синергичеки, способствуя отмене точки сверки G1, что дает таким клеткам преимущества в делении. Мутации, затрагивающие гены семейства Cip/Kip достаточно редки, однако обнаружено, что опухоли низкой степени злокачественности со сниженным уровнем белка р27 имеют тенденцию трансформироваться в более агрессивную форму, с более высокой степенью злокачественности ([285]). Р27/Kip-1 реализует супрессорную активность посредством ингибирования форфорилирования Rb Ecdk2 с последующей отсрочкой G1/ S перехода ([286], [287], [288]), белок p21/WAF/Cip действует как универсальный ингибитор cdk непосредственно связываясь с cdk2 и cdk4. В астроцитарных опухолях дерегуляция индивидуальных компонентов метаболического пути контроля клеточного цикла при G1/S переходе не детерминированы жестко; гомозиготные и гемизиготные делеции, мутации или гиперметилирование промотора гена р16 (INK4), отсутствие экспрессии р16, гиперэкспрессия циклина D1, наблюдаются более, чем в 50% опухолей, мутации RB, приводящие к отсутствию экспрессии в 13% опухолей также отражают нарушения контроля клеточного деления в точке сверки G1([289]).

Гены S фазы. Нарушение регуляции прогрессии S фазы при глиомагенезе часто связана с нарушениями в гене INK4а. По данным исследований среди глиобластом частота отсутствия гена INK4а составляет до 40%. В анапластических астроцитомах аномалии в гене INK4а встречаются реже – до 34% ([290]) Часто, при менее агрессивных глиальных опухолях обнаружывается гиперметилирование ДНК в 5'-CpG участках генов INK4а, p14ARF, и INK4b. Большинство опухолей с гиперметилированием INK4а, p14ARF, и/или INK4b не содержат детектируемые транскрипты этих генов или содержат уровень соответствующих мРНК значительно ниже, чем в нетрансформированных клетках. Гиперметилирование p14ARF обнаруживается преимущественно в опухолях, где отсутствует мутация гена р53. Таким образом, гиперметилирование генов INK4а, INK4b и p14ARF– важный эпигенетический механизм, с помощью которого опухоли могут выходить из-под p53 и Rb-зависимого контроля роста ([291]). В отсутствие или при снижении экспрессии генов INK4а, ARF и INK4b нарушается фосфорилирование транскрипционного комплекса E2F-DP, и его активность сохраняется неадекватно длительное время. В нормальной клетке такая ситуация решается апоптозом, а в условиях инактивирования функции p14ARF или активации экспрессии Bcl-2 апоптоз блокирован и глиальная клетка продолжает клеточный цикл с измененным геномом.

Гены регулирующие переход G2/M. Дерегуляция точки сверки G2/M в глиомах осуществляется в результате инактивации р53. Так как р53 контролирует экспрессию р21, который является универсальным ингибитором cdk, то часто (30%) в глиальных опухолях наблюдается сниженный уровень экспрессии р21 ([292]). В отсутствие положительной регуляции экспрессии р21 белком р53 точка сверки G2 теряет контроль и клетка может перейти к митозу без репарации ДНК, что усиливает нестабильность генома.

Таким образом, в глиальных опухолях обнаруживаются изменения метаболизма всех важнейших молекулярных компонентов регулирующих G1/S, S/G2.и G2/М точки сверки. Для генов супрессоров опухоли (Rb, ТР53, Cip/Kip, INK4) характерно снижение или элиминация их активности, а для генов CDK4 и циклинов D и E - суперэкспрессия. В настоящее время недостаточно исследований, чтобы на основе характера молекулярных повреждений в точках сверки создать классификацию опухолей, однако имеющиеся данные указывают на накопление мутаций в генах супрессорах опухоли при увеличении степени злокачественности.

4.5.2.2. ГБМ - второй тип, генетические нарушения и оухолевая прогрессия.

Предполагается, что ГМБ второго типа (первичные глиобластомы) возникают de novo или очень быстро формируются из предсуществующих опухолей. Гистопатологически они не отличаются от глиобластом первого типа. Отмечают, что первичные глиобластомы характерны для индивидуумов более старшего возраста (55 лет), у которых отсутствует предистория менее злокачественных опухолей ([293]). В отличие от ГМБ 1 большинство ГМБ 2 содержат амплификацию EGFR (7р13-р11) ~ 40% опухолей. В большей части этих опухолей обнаруживается также реорганизация ([294]) или суперэкспрессия гена EGFR при нормальном количестве копий ([295]). Наличие мутации позволяет поддерживать рецептор в активированном состоянии аутокринным способом, что определяет высокий уровень тирозинкиназной активности в отсутствие EGF лиганда.

Для второго типа ГМБ характерна также утрата гетерозиготности в двух регионах хромосомы 10 – 10р и 10q ([296]), что как правило не наблюдается при диффузных астроцитомах, предполагается, что именно потеря хромосомы 10 является основным фактором прогрессии ГМБ высокой степени злокачественности. Для ГМБ 2 характерна потеря всей хромосомы 10 (потеря функций PTEN, FASR) или LOH в двух регионах 10р и 10q , а не только в регионе 10q, что характерно для ГМБ 1 ([297]).

Для ГМБ 2 характерна амплификация гена MDM2, что приводит к инактивации р53 альтернативным путем. Как правило опухоли в которых ген MDM2 амплифицирован содержат интактный ТР53 ([298]).

Гены, участвующие в регуляции клеточного цикла, также вовлечены в процесс трансформации глиальной клетки с формированием ГБМ 2. К таким генам относятся локус CDKN2, в котором кодируются р16 (INK4A) и р14 (ARF), CDK и Rb. Фактор фоста фибробластовА (регион 7q11-13), как и другие факторы роста, также суперэкспрессирован в клетках ГМВ 2 ([299]). Возможна также аутокринная активация рецептора, что доказывает важность митозактивирующих сигнальных путей в прогрессии ГБМ 2.

 4.6 Экстрамедуллярные опухоли спинного мозга

4.6.1 Менингиомы

Менингиомы происходят из арахноидальных клеток в области выхода нервных корешков или вхождения артерий и составляют 15-30% от всех первичных опухолей спинного мозга. Менингиомы развиваются спорадически, но могут быть наследственными и, в основном, ассоциированы с болезнью von Recklinghausen. В соответствиии с современной классификацией различают менингиомы доброкачественные (I степень злокачественности), атипические (II степень злокачественности) и анапластические (III степень злокачественности). Около 94% менингиом являются доброкачественными, 5% атипические и 1% анапластическими.

Менингиомы – относительно медленно растущие опухоли. Скорость пролиферации увеличивается при прогрессии опухоли в атипическую и анапластическую формы. Более чем половина исследованных менингиом содержат генетические нарушения в регионе 22q12 ([300], [301], [302], [303], [304], [305]). В атипических менингиомах обнаруживаются и другие генетические нарушения - наиболее часто обнаруживаются LOH в регионах 1р, 6q, 9q, 10q,14q, 17р и 18q ([306], [307], [308], [309]). Анапластические менингиомы содержат LOH в этих же регионах к тому же эта погруппа характеризуется вставками генетического материала в регионах 20q, 12q, 15q, 1q, 9q и 17q ([310] 107).

Мутации затрагивающие регуляторы клетовного цикла. Около 60% всех спорадических менингиом имеют LOH в регионе 22q в гене NF2 ([311]). В пределах различных типов менингиом частота мутаций NF2 варьирует. В фибробластических менингиомах она составляет 70-80%, в то время как в менинготелиальных менингиомах -10-20% ([312]). Варьирует также и локализация мутаций в NF2 гене, но каждая приводит к синтезу неактивной формы белка мерлин/шванномина, при этом аллель дикого типа отсутствует, считается, что механихм, ведущий к утрате фукции этого белка является принципиальным для формирования менингиом ([313] ). Белок мерлин не прямо контролирует клеточный цикл, он как и другие белки ERM (ezrin-radixin-moesin), обеспечивает регуляцию посредством связывания белков ассоциированных с клеточной мембраной и актина ([314]). Функция белка регулируются фосфорилированием активизирующим гетеродимеризацию с эзрином ([315]). Индуцирует фосфорилирование в положении 518 белок Rac, таким образом мутация в этом положении приводит к снижению базального уровня фосфорилирования мерлин и исключает Rac индуцируемое фосфорилирование. NF2 участвует в супрессии сигнального пути Rac-PAK посредством блокирования p21 связывающего домена (PBD) ([316]) либо посредством связывания с Rho-GDI - ингибитором GDP диссоциации, что стабилизирует неактивную форму Rac ([317]). Потеря активности NF2 изменяет Rac-PAK-опосредованную пролиферацию, миграцию и контактное ингибирование ([318]).

Фосфорилирование серина 518 также имеет значение в регуляции супрессирующей активности через ингибирование пути Ras-ERK ([319]). В фосфорилированном состоянии мерлин утрачивает свои рост-супрессирующие свойства и ингибиторное влияние на сигнальный путь Ras-ERK ([320]) .Мутантный NF2, в котором отсутствует PAK1-ингибирующий домен (аминокислотные остатки 447-524), не способен супрессировать трансформацию Ras ([321]).

В некоторых работах при исследовании генетических нарушений в ткани менингиом обнаружена утрата генетического материала в регионе между 22q12.3 и теломерой не затрагивающем ген NF2 ([322]),- допускается вероятность присутствия в хромосоме 22 других генов супрессоров. Как потенциальные мишени рассматривались картированные в этом регионе гены белка β-adaptin и MN1 ([323], [324]). Хотя хромосома 22 продолжает оставаться в центре внимания, молекулярные исследования показали также утрату генетического материала регионе 1р и 14q ([325], [326], [327], [328], [329]). Потенциальные гены-мишени, локализованные в этих регионах – ТР73 (1р36) и р18/CDCN2C/INK4 (1р32) ([330]).

Не исключается, однако, роль и других мутаций - так обнаружено, что в 60% спорадических менингиом утрачен генетический материал в регионе 18р11.3, где локализован ген DAL-1 ([331]). Как и merlin этот белок отвечает за связывание актина цитоскелета с гликопротеинами клеточной поверхности. Так как отсутствие экспрессии гена DAL-1 наблюдается в менингиомах I степени злокачественности, то, по-видимому, этот генетический механизм также относится к ранним событиям в развитии этих опухолей. Предполагается, что оба белка merlin и DAL-1 выполняют ключевую роль в инициации злокачественной трансформации при менингиомах.

Молекулярная характеристика мутаций в ДНК менингиом еще не завершена. Мутации в гене NF2 определяют начало злокачественного перерождения ([332]). Атипические и злокачественные менингиомы характеризуются более сложными генетическими изменениями, их более агрессивный фенотип определяется потерей регуляторов точек сверки в G1-S фазах клеточного цикла - CDKN2A и CDKN2B, p14ARF, локализующихся на хромосоме 9p ([333]). Среди генов экспрессия которых изменена при злокачественных менингиомах также гены участники TGF-β сигнального пути. В норме клетки менингиальной оболочки синтезируют все три изоформы TGF-β ([334],[335]). TGF-β1 ингибирует пролиферацию через сигнализацию через SMAD 2/3 путь ([336]). Таким образом возможно, что TGF-β оказывает ингибиторный эффект на пролиферацию доброкачественных менингиом и что утрата TGF-β сигнального пути/или отсутствие чувствительности к ингибиторному влиянию TGF-β приводит к злокачественной прогресии.

Злокачественная прогрессия менингиом и мутации определяющие ингибирование апоптоза. Имеются также сообщения об утрате гетерозиготности по регионам 9q, 10q и 17р ([337], [338]). Мутационные изменения коррелировали с агрессивными или инвазивными менингиомами, подтверждая предположение об их каузальном значении в прогрессии этих опухолей. Особый интерес представляет LOH в регионе 17р, где локализован ген ТР53. Хотя исследование мутаций в этом регионе дало отрицательный результат, иммуногистохимические исследования показали аберрантный уровень экспрессии белка ТР53 при первичных и рецидивировавших менингиомах ([339], [340]). Одно из объяснений аберрантной експрессии ТР53 при отсутствии мутаций является нарушение в условиях генотоксического стресса функционирования петли обратной связи ТР53-MDM.

Митоз-активирующие влияния в клетках менмнгиом. В ткани менингиом также обнаружены аберрантные уровни экспрессии факторов роста. Наиболее часто, присутствуют высокие уровни PDGF и рецептора PDGFβ ([341], [342], [343], [344], [345]). Иммуногистохимические исследования также доказывают существование в клетках менингиом аутокринной регуляции PDGF. В ткани менингиом идентифицирована аберрантная экспрессия и других фактроров роста: IGF-1, IGF-II, TGF-α, TGF-β, VEGF, bFGF ([346], [347], [348], [349], [350], [351],[352], [353], [354]). Хотя большинство данных получено с использованием образцов интракраниальных менингиом, значение этих факторов роста в прогреси спинальных менингиом также активно изучается.

Исследования показывают, что все доброкачественные менингиомы это медленно пролиферирующие, а злокачественные – быстро пролиферирующие опухоли. Атипические менингиомы могут характеризоваться как высокой так и низкой скоростью пролиферации. Злокачественные менингиомы содержат также большее число аберраций ДНК. Кроме мутаций затрагивающих 22 хромосому в них присутствуют дополнительные мутации в хромосомах 6q, 9p, 13 и 14. В последних работах важная роль в злокачественной прогрессии менингиом приписивается утрате рост супрессирующего влияния TGF-β, а также этот фактор является основным молекулярным отличием между медленно и быстро пролиферирующими менингиомами ([355]).

    4. 6.2 Опухоли краниальных и периферических нервов         

Шванномы - опухоли периферических нервов I степени злокачественности-составляют ~ 29% первичных спинальных опухолей ([356], [357]). Чаще свего они встречаются у пациентов с NF2. В отсутствие NF2 развивается редкое недавно описанное заболевание шванноматоз - характеризующееся множественными подкожными шванномами ([358]). Шванноматоз наиболее часто развивается на периферических нервах головы и шеи, а также на спинальных и краниальных нервах. Цитогенетический и молекулярный анализ показывает либо потерю всей 22 хромосомы, либо утрату генетического материала в регионе 22q ([359], [360]). Мишенью этих мутаций в 60% шванном является ген NF2 ([361], [362], [363]). Все генетические изменения приводят к синтезу нефункцинирующего белка. В клетках таких опухолей также отсутствует алель дикого типа. Предполагается, что отсутствие функции NF2 – основной механизм формирования шванном. Возможно, что регион 22q содержит другие, еще неизученные гены мишени, мутации которых определяют развитие шванном при интактном NF2 так как генетических повреждений в других хромосомах, кроме случайных в регионе 1р, при этом заболевании не выявлено ([364]).

Нейрофибромы обычно ассоциированы с нейрофиброматозом von Recklinghausen’s первого типа (NF1). Причиной NF1 может быть мутация в зародышевой линии или спорадическая мутация в регионе 17q11.2 ([365], [366], [367], [368]). В процесс трансформации могут быть вовлечены многие типы клеток, но чаще всего трансформируются клетки нейральной crest. Частота заболеваний составляет ~ 1 на 4000 ([369]).

Ген NF1 кодирует белок нейрофибромин - белок цитоплазмы, имеющий несколько изоформ. Этот белок экспрессируется в большинстве тканей животных, хотя самый высокий уровень экспрессии обнаруживается в ЦНС и периферической нервной системе. Это большой ген, содержащий 60 экзонов, мутации кластерно не обнаруживаются ни в одном из экзонов ([370], [371]). Большие размеры гена, высокая частота мутаций в нем и преобладание небольших вставок, делеций и точечных мутаций осложняют исследование ключевых, приводящих к потере функции структурных нарушений. Имеются сведения о 300 мутациях в этом гене ([372]) . Белок нейрофибромин является гуанозинтрифосфатазой (GTP-аза) -активирующим белком, который ингибирует Ras-опосредованное проведение сигнала ([373], [374], [375]). Инактивация гена NF1 приводит к потере функции нейрофибромина, который контролирует проведение этого сигнала, участвующего в регуляции клеточной пролиферации.

Цитогенетичекие исследования доброкачественных нейрофибром указывают на присутствие в клетках нормального кариотипа ([376]), в то время как злокачественные нейрофибромы содержат как структурные, так и количественные аномалии ([377]).

Молекулярный анализ этих опухолей показывает, что опухоли, содержащие мутации в зародышевой линии, не содержат NF1 аллеля дикого типа нейрофибромах ([378], [379]). Это свидетельствует, что эти опухоли генерируются в соотвествии с гипотезой twq-hit ([380], [381], [382], [383]) . Смешанный клеточный состав нейрофибром доказывает поликлоновость этих опухолей ([384]). Последние исследования, однако четко продемонстрировали моноклональное происхождение: мутации в клетках нейрофибром были обнаружены только в шванновских клетках.

Хотя очевидно, что ген NF1 имеет место в генезисе нейрофибом, но злокачественная прогрессия этого вида опухоли должна сопровождаться другими муциями. В частности имеются исследования, указывающие на роль мутаций в ТР53 в прогрессии нейрофибром с формированием нейрофибросарком ([385], [386], [387]). Возможно, что для злокачественной прогрессии нейрофибром до нейрофибросарком имеет значение мутагенез в регионе 22q11q13.1 ([388], [389]). Известны также случаи нейрофиброматоза первого типа, не связанного с геном NF1, что объясняется соматическим мозаицизмом ([390], [391]).

Периневромаы – редкие доброкачественные опухоли состоят из неопластических периневральных клеток, которые пролиферируют и образуют мягкую ткань не связанную с нервом. Эти опухоли относятся к 1 степени злокачественности и составляют менее 1% опухолей оболочек нервов. Пролиферирующие клетки образуют концентрические круги вокруг нерва и могут быть легко диагностированы с использованием иммуногистохимической реакции на виментин и эпителиальный мембранный антиген. В настоящее время известно только о результатах двух генетических исследований. В одном указывается на гомозиготный дефицит в регионе 22q11.2 , а в другом на моносомию по центромерам хромосом 14 или 22 ([392]). Таким образом, в обоих случаях подтверждается аномалия 22 хромосомы, хотя гены - мишени до настоящего времени не выявлены.

Злокачественные опухоли покровных оболочек периферических нервов (ЗОПОПН) - происходят из периферических нервов и дифференцируются в клетки оболочек нервов. Эти опухоли соотвествуют III или IV степени злокачественности, составляют ~5% злокачественных опухолей мягких тканей ([393]). Около двух третей ЗОПОПН происходят из нейрофибром с мутацией гена NF1 ([394], [395], [396]). ЗОПОПН могут также развиваться de novo из периферических нервов ([397]).

Цитогенетические исследования часто указывают на сложные кариотипы этих опухолей с множественными структурными и количественными изменениями ([398], [399]). Наиболее часто в клетках ЗОПОПН встречаются гиподиплоидные (т. е. меньше чем 46 хромосом на клетку) или триплоидные (~ 69 хромосом на клетку) наборы хромосом. Структурные изменения, такие как реорганизация, утрата генетического материала, транслокации могут затрагивать любую хромосому. Индивидуумы с ЗОПОПН и с диагностированным мутированным геном NF1 кроме мутаций в хромосоме 22 часто имеют нарушения и в хромосоме 17. Опухоли ЗОПОПН развившиеся спорадически не отличаются по генетическим нарушениям от таких которые прогрессировали из нейрофибром. Злокачественную прогрессию нерофибром до ЗОПОПН связывают с аберрациями в генах регулирующих клеточный цикл, часты также мутации гена ТР53 ([400], [401], [402]). 50% ЗОПОПН имеют делецию в гене CDKN2A, который кодирует белок р16-ингибитор клеточного цикла ([403], [404]). Мутации этого гена никогда не были обружены при нейрофибромах, поэтому злокачественную прогрессию этих опухолей связывают с дополнительными мутациями именно в гене CDKN2A и, возможно других генах регуляторах клеточного цикла.

4.6.3 Нейробластические опухоли.

Нейробластические опухоли вне ЦНС являются важным в клиническом аспекте классом неоплазий. Гистологически различают три типа нейробластических опухолей: нейробластому, ганглионейробластому и ганглионеврому. О генетических изменениях при ганглионейробластомах и ганглионейромах известно очень мало. Основные исследования посвящены изучению нейробластом. Нейробластомы – злокачественные опухоли, происходящие из эмбриональных предшественников симпатической нервной системы, чаще располагаются вблизи позвоночника. Эта опухоль характеризуется широкой вариабельностью. В связи с гетерогенностью клинических исходов много усилий направлено на изучение генетических нарушений, сопровождающих эти формы нейробластом.

Нейробластомы – в основном спорадические опухоли, хотя имеется несколько сообщений о наследственных формах ([405]). Наследственная форма нейробластом характеризуется генетическими аномалиями в 16р12-13 ([406]). Исследование ткани спорадических нейробластом не показали одного общего мутационного изменения для нейробластом одного вида, которое можно было бы принять как каузальное для инициирования болезни. Исследования, проведенные с использованием различных методов, подтверждают, что генетические аномалии в этих опухолях связаны со стадией прогрессии и агрессивностью. К генетичеким аномалиям, имеющим прогностическое значение, относится полиплоидия и делеции 1р, амплификация MYCN, трисономия 17q и LOH 11q. Различные хромосомные нарушения проявляются в биологическом поведении опухоли. Так установлено, что пациенты с набором хромосом близким к триплоидному имеют лучший прогноз, чем пациенты с набором хромосом близким к диплоидному и тетраплоидному ([407]).

Особенно важное значение для прогноза и выбора правильной химиотерапии имеет содержание ДНК в клетках нейробластомы у детей до года ([408], 392). Данная информация, однако, теряет свое значение, если ребенок старше 2 лет. Ценность информации утрачивается по причине увеличения с возрастом разнообразия в клетках нейробластом количества ДНК. У взрослых же наряду с высокой гетерогенностью клеток по количеству ДНК еще присутствуют многочисленные структурные изменения. Первоначально, возникает делеция в регионе 1р ([409]). Эта делеция как правило обнаруживается в неоперабельных и метастазирующих опухолях в то время как опухоли с интактным 1р локусом более четко локализованы и характеризуются благоприятным клиническим прогнозом ([410]). Положения делеций в регионе 1р в разных опухолях варьируют, что дает основание для предположения о существовании в этом локусе нескольких генов супрессоров опухоли – известно, что один из генов локализован в позиции 1р32 ([411], [412], [413]).

Ведутся также дискуссии по вопросу - имеет ли самостоятельное значение для клинического прогноза делеция в 1р или только в сочетании с амплификацией MYCN. Kaneko и соавторы показали, что потеря 1р в диплоидной клетке является плохим прогностическим признаком, в то время как потеря 1р в клетках опухоли с тройным набором хромосом не имеет такого значения для клинического прогноза ([414]). В исследованиях с использованием клеточных линий показано, что в клетках не содержащих амплификацию MYCN обнаруживаются только небольшие делеции в регионе 1р 36.23-33. И, напротив, в клетках, где MYCN амплифицирован содержатся большие делеции, затрагивающие регион 1р35-36.1 до теломеры. В опухолях с нормальной экспрессией MYCN делеция 1р в 16 из 17 случаев локализована четко ([415]). Однако, когда MYCN амплифицирован и в 1р регионе имеется делеция, то ее локализация в каждом из 20 проанализированных случаев не имеет фиксированного положения ([416]). Эти результаты можно также объяснить присутствием двух генов супрессоров опухоли в регионе 1р. В более дистальном конце 1р36.2-3 может быть локализован ген фиксированный в геноме и ассоциированный с амплификацией MYCN, а другой, не связанный с амплификацией локализован в 1р35-36.1 и содержит не фиксированные делеции (214 -216, 218).

Утрата 1р часто связана с транслокацией, затрагивающей плечо q хромосомы 17, в результате часто возникает реорганизация der(1)t(1.17) (h36:q21) ([417], [418], [419]). Эта транслокация связана с плохим клиническим прогнозом ([420], [421]). Другие исследования указывают на независимость прогноза от того, возникают ли эти нарушения независимо или являются результатом транслокации ([422]). Хотя утрата генетического материала в регионе 1р считается наиболее частым генетическим нарушеним, ни одно из исследований не подтвердило, что аберрации в 17q появляются чаще, чем в 50% опухолей ([423]).

Обычно амплификация MYCN ассоциирована с селективным увеличением количества копий одного гена. Исследования показывают, что амплификация гена MYCN всегда обнаруживается при III и IV степени злокачественности. В тех редких случаях, когла амплификация MYCN обнаруживается при I или II степни злочаственности опухоли то является прогностическим признаком неблагоприятного клинического исхода. Таким образом, амплификация MYCN является одним из наиболее важных критериев быстро прогрессирующей опухоли с фатальным исходом ([424], [425], [426]).

В исследовании, проведенном на 349 случаях нейробластомы, в 41% случаев обнаружена потеря генетического материала в регионе 11q ([427], [428]). Большинство делеций затрагивало регион 11q 23.3. Потеря генетического материала в 11q также ассоциирована с плохим клиническим прогнозом. Часто наряду с LOH в регионе 11q обнаруживаются LOH в регионе 14q (25%), но эти аберрации не сопряжены с LOH в регионе 1q и амплификацией MYCN. Эти результаты подтверждают, что нейробластомы могут иметь генетические подтипы ([429], [430], [431], [432]).

LOH обнаружены и в других регионах - 2 q, 3р, 4р, 9р, 14 q, 16р и 18 q ([433], [434], [435], [436], [437], [438], [439], [440], [441], [442], [443], [444]).

Кроме этих LOH в некоторых опухолях обнаружена повышенная экспрессия теломеразы, TRK, CD44 и фермента определяющего множественную устойчивость к лекарствам MRP. В нормальных клетках концы хромосомы при каждом делении клетки укорачиваются, что сопровождается ее старением и заканчивается апоптозом. Фермент теломераза восстанавливает концы хромосом, поэтому повышение экспрессии этого белка является основной причиной иммортализации опухолевых клеток. В некоторых нейробластомах наблюдается суперэкспрессия этого белка, что коррелирует с плохим клиническим исходом ([445], [446]). TRK – трансмембранный белок тирозин киназа, который является рецептором для нейротрофинов – факторов роста нервов. Данные об экспрессии этого белка при нейробластомах ограничены, однако свидетельствуют, что высокий уровень экспрессии этого белка является прогностическим критерием благоприятного исхода ([447]). Ген CD44 поверхностный гликопротеин, участвующий в процессах клеточной адгезии. Некоторые исследования показывают, что отсутствие экспрессии этого белка сопровождяется неблягоприятным клиническим прогнозом ([448], [449], [450], [451]). Однако эти данные противоречиви, так как в других исследованиях указывается на отсутствие корреляции экспрессии CD44 и клинического прогноза ([452], [453]). Суперэкспрессия MRP – гена определяющего устойчивость клетки к химиопрепаратам также часто суперэкспрессирован в нейробластомах и имеет прогностическое значение независимо от амплификации MYCN ([454]).

4.7 Наследственные синдромы предрасположенности к канцерогенезу.

Нейрофиброматоз первого (NF1) и второго типа (NF2) представляют собой синдромы предрасположенности к канцеру. У индивидуумов, носителей этих канцерсиндромов развиваются доброкачественные и злокачественные опухоли. Гены мутирующие при этих синдромах относятся к супрессорам опухоли, их продукты - белки нейрофибромин и мерлин. Нейрофибромин модулирует клеточную пролиферацию инактивируя путь p21-ras. Мерлин функционирует как молекулярный мембранный «выключатель», регулирующий проведение межклеточных и клетка-матриксных сигналов с поверхности клетки через специфические рецепторы.

4.7.1 Нейрофиброматоз первого типа (NF1)

Нейрофиброматоз первого типа (NF1) обусловлен генетическим нарушением с частотой встречаемости 1 на 3000, при этом половину случаев составляют спорадически возникшие генетические нарушения ([455], [456]). Это генетическое заболевание является наиболее частым из всех известных генетических заболеваний развивающихся из-за мутации в одном гене. NF1 передается по аутосомно доминантному типу, и имеет различную степень выраженности ([457], [458]). Объяснением различных фенотипических проявлений NF1, включая опухолевый и неопухолевый фенотипы, является гипотеза, что опухоль развивается только при потере обоих аллелей NF1 гена. Эксперименты доказывают, что нейрофиброма формируется после того как шванновская клетка, первоначально гетерозиготная по мутации в NF1 гене, подвергается соматической мутации и потере остающегося функционирующего аллеля ([459], [460], [461], [462], [463]). Другие пролиферирующие клетки, входящие в состав нейрофибром, пролиферируют под влиянием цитокинов. Так как эти клетки гетерозиготны по мутировавшему NF1 гену, то, по всей видимости, являются гиперчувствительными к действию цитокинов. Существуют доказательства, что гипотеза поражения обоих аллелей справедлива и для других NF1 связанных опухолевых фенотипов, включая и MPNST ([464], [465]). Некоторые пораженные индивидуумы имеют проявления заболевания только в одной части тела ([466])- сегментарный нейрофиброматоз, что некоторых случаях обусловлено соматическим мозаицизмом мутаций NF1 гена ([467]). В некоторых случаях соматический мозаицизм не сопровождается сегментарными проявлениями ([468]), у этих индивидуумов наблюдается генерализованная форма NF1, хотя проявления по причине мозаицизма более мягкие.

Ген отвественный за развитие NF1 организован в 60 экзонах, локализован на хромосоме 17q11.2 и кодирует белок нейрофибромин - ингибитор клеточной пролиферации и дифференциации ([469]). Широкий спектр типов патогенетических мутаций гена NF1, включая полную делецию гена, реорганизации хромосомы, мелкие вставки и делеции, стоп мутации, замены аминокислот и сплайсинг мутации обнаружены в большей части 60 экзонов ([470]). Большинство мутаций приводит к отсутствию или синтезу нефункционирующего белка нейрофибромина, некоторые приводят к потере Ras-GTPаза - активирующей функции. Механизм реализации других мутаций в настоящее время не известен

Нейрофибромин включает домен гуанозин трифосфатаза (GTPаза)– активирующего белка (GAP) ([471], [472], [473], [474]). Доказано, что этот домен активен и является частью белка с этой функцией ([475]). Нейрофибромин экспрессируется в различных типах клеток, включая нейроны, глиальные и Шванновские клетки ([476]). Мишень GAP активности нейрофибромина - внутриклеточный проводник сигнала белок Ras. Ras активизируется, когда рецепторы на клеточной поверхности, включая и рецепторы с тирозинкиназной активностью связываются с соответствующим лигандом ([477], [478]). Инактивируется Ras при взаимодействии с семейством протеинов известных как GAP, одним из которых является нейрофибромин. Активированный Ras влияет на активность рада эффекторных белков, что приводит к разнообразным клеточным ответам, включая и экспрессию генов. GAP активизирует GTPазную активность Ras, что ингибирует проведение сигнала посредством преврашения Ras– гуанозин трифосфата (GTP) в Ras– гуанозин дифосфат (GDP). Ras-GAPазы уменьшают сигнал от Ras, блокируя, таким образом активизацию роста и дифференцировки. В NF1 дефицитных клетках в отсутствие такой регуляции наблюдается повышенный уровень Ras-GTP, что ведет к активации ростовых процессов ([479], [480], [481]). Многие NF1-дефицитные опухоли содержат повышенный уровень Ras-GTP, что подтверждает предположение о значении в патогенезе активации сигнального пути Ras ([482]).

Генетические нарушения в нейрофибромине имеют различные клинические проявления. Характерным проявлением NF1 являются доброкачественные нейрофибромы, которые варьируют в размерах и количестве ([483]). Дермальные (локализованные) нейрофибромы демострируют фокальный рост и распространяются вверх до поверхности кожи. В противоположность локализованным нейрофибромам, которые растут медленно в виде дискретных поражений, плексиформые нейрофибромы могут достигать значительных размеров ([484]). Плексиформные нейрофибромы могут развиваются вдоль периферических нервов, включая нервные корешки до начала нерва или до его конца ([485]). 60–80% дермальных нейрофибром составляют Шванновские клетки обнаруживаются также нейроны, фибробласты и другие клетки. Плексиформные нейробластомы имеют такой же клеточный состав, но более выраженный экстраклеточный матрикс, часто с высокой васкуляризацией. Шванновские клетки, полученные из нейрофибром обладают необычными свойствами – они имеют повышенную инвазивность и способность индуцировать ангиогенез ([486]). К тому же установлено, что в MPNST они аберранто эекспрессируют EGF-R, который обычно не является основным проводником митогенного сигнала, и интактные Шванновские клетки в норме реагируют на другие лиганды, чем EGF ([487]). Имеются также данные о стимулировании роста опухоли при гаплодефицитности NF1 через сигнальные пути фактора роста стволовых клеток (SCF) и мидкина (MK). Так, SCF и его тирозинкиназный рецептор- Kit, в интактных Шванновских клетках практически не экспрессируются, тогда как в NF1-дефицитных шванновских клетках продуцируются в больших количествах ([488]). Предполагается, что дисрегуляция метаболической петли SCF-Kit при NF1 модулирует рост клеток нейрофибромы и гемопоэтических клеток ([489]).

Локализованные нейрофибромы у NF1 пациентов начинают появляться в позднем детском возрасте. Тот факт, что их количество и размеры увеличиваются при половом созревании и беременности указывает на значение в прогрессировании опухолей гормонов ([490]) . Исследование экспрессии рецептора фактора роста GHR в локаливанных нейрофибромах дало позитивный результат в 60% случаев локализованных нейрофибром ([491])

У некоторых пациентов плексиформные нейрофибромы могут прогрессировать в злокачественные опухоли покровных клеток периферических нервов (MPNST). NF1-ассоциированные MPNST могут развиться только из предсуществующих нейрофибром. Это различие между локализованными и плексиформными нейрофибромами подтверждает критическое значение времени возникновения соматических мутаций в клиническом проявлении этих опухолей. Ранние мутации связаны с более агрессивными опухолями и злокачественной трансформацией. В настоящее время мало известно о дополнительных кооперативных генетических механизмах, определяющих тип нейрофибромы – локализованный и плексиформный. ([492]). Сравнение профилей экспрессии генов в этих типах опухолей показало повышенную экспрессию трех десятков генов в плексиформных нейрофибромах. И ни одного гена с пониженной экспрессией. Положительная регуляция экспрессии в основном затрагивает гены секретируемых факторов роста, факторов транскрипции, цитокинов и их рецепторов, что указывает на важную роль паракринной и аутокринной регуляции при плексиформных нейрофибромах. В настоящее время выделено несколько сигнальных путей имеющих ключевое значение в злокачественной трансформации нейрофибром - это MMP9, FLT4/VEGFR3, TNFRSF10B/TRAILR2, SHH, и GLI1 ([493]).

У ~ 5% NF1 пациентов наблюдается наследственная спинальная форма опухолей покровных клеток нервных проводников (FSNF). FSNF рассматривается как альтернативная форма NF так как у пациентов отсутствуют дермальные нейрофибромы и Lisch узелки – два типичных признака NF1однако, немотря на очевидные различия в клинических проявлениях детальное исследование мутаций не дало основания для вывода о присутствии уникальных мутаций в NF1 гене в клетках этого вида опухоли ([494]).

4.7.2 Нейрофиброматоз второго типа (NF2)

Нейрофиброматоз второго типа (NF2) это аутосомно доминантный синдром предрасположенности к канцерогенезу ([495]). Картирование делеций ДНК у NF2 пациентов показало их локализацию в хромосоме 22q12.2 ([496]). Большинство мутаций в NF2 гене приводят к синтезу неактивного белка мерлин/шванномина. В настоящее время охарактеризовано 24 инактивирующих мутации, причем эти аберрации обнаружены исключительно в опухолях, где другой аллель хромосомы 22 отсутствовал ([497]). Более 50% обнаруженных мутаций являются точечными, а большие делеции присутствуют у 30% NF2 индивидуумов ([498]) .Установлено, что делеции в экзонах 1 - 5 имеют более тяжелые клинические проявления NF2 по сравнению делециями затрагивающими 11 – 15 экзоны, антисмысловые мутации также сопровождаются более мягким протеканием NF2 ([499]).

NF2 характеризуется развитием множественных опухолей ЦНС. У пациентов с NF2 наиболее часто развиваются билатеральные вестибулярные, спинальные шванномы и шванномы периферических нервов, краниальные и спинальные менингиомы и катаракты ([500], [501]). Спинальные формы при NF2 развиваются часто - при экстрамедуллярных опухолях обычно это шванномы или менингиомы, а при интрамедуллярных – эпендимомы, встречаются также и астроцитомы. В интактных Шванновских клетках при контакте с аксоном и ряде реципрокных взаимодействий индуцируются изменения, результатом которых является дифференцирование с образованием миелиа ([502]). При мутациях в гене NF2 Шванновские клетки теряют способность взаимодействовать с аксоном. Характерной особенностью таких клеток является дезорганизация цитоскелета и патологическая складчатость мембран ([503], [504]).

Белок мерлин структурно связан с семейством белков ezrin-radixin-moesin (ERM) которые взаимодейсмтвуют с актином цитоскелета и специфическими белками мембраны, определяя, таким образом, морфологию клетки, ее поляризцию и проведение сигнала. Белок мерлин не прямо контролирует клеточный цикл, - мерлин, как и другие белки ERM, обеспечивает регуляцию посредством связывания белков ассоциированных с клеточной мембраной и актина. Таким образом, белок мерлин можно отнести к новому типу супрессоров опухоли функция которого состоит в приеме и нитерпретации экстраклеточного синала ([505]). Интра/интермолекулярные функции белков регулируются фосфорилированием. Фосфорилирование серина и треонина в молекуле мерлин (особое значение имеет фосфорилирование серина 518) промотирует гетеродимеризацию с эзрином, что переводит его из рост супрессирующего в рост активирующее состояние ([506]).

Индуцирует фосфорилирование в положении 518 Rac; мутация в этом положении приводит к снижению базального уровня фосфорилирования мерлин и исключает Rac индуцируемое фосфорилирование. В клетках Шванном увеличена активность Rac и нижележащего в метаболическом пути эффектора p21- активирующей киназы (PAK) ([507]). NF2 участвует в супрессии сигнального пути Rac-PAK посредством блокирования p21 связывающего домена (PBD) ([508]) либо посредством связывания с Rho-GDI - ингибитором GDP диссоциации, что стабилизирует неактивную форму Rac ([509]). Потеря активности NF2 изменяет Rac-PAK-опосредованную пролиферацию ([510]), миграцию и контактное ингибирование ([511]). В интактных клетках активность Rac очень высока в начале контакта между клетками, а затем быстро падает, в то время как в клетках Шванномы активность Rac остается высокой продолжительное время ([512]).

Фосфорилирование серина 518 также имеет значение в регуляции супрессирующей активности через ингибирование пути Ras-ERK ([513]).В фосфорилированном состоянии мерлин утрачивает свои рост-супрессирующие свойства и ингибиторное влияние на сигнальный путь Ras-ERK([514]).Мутантный NF2, в котором отсутствует PAK1-ингибирующий домен(аминокислотные остатки 447-524), не способен супрессировать трансформацию Ras ([515]).

4.7.3 Синдром von Hippel-Lindau

Супрессор опухоли, ген von Hippel-Lindau (VHL), определяющий синдром предрасположенности к канцерогенезу локализован на карте генома в положении 3p25–26 ([516]). Ген организован в три экзона содержащие кодирующие 852 нуклеотида. Ген VHL является классическим геном супрессором опухоли, когда для фенотипическиих проявлений инактивации необходимо мутационное поражение обоих аллелей. При болезни von Hippel-Lindau поражение первого аллеля происходит в зародышевых клетках и эта мутация присутствует в каждой клетке организма, часто это небольшая внутригенная мутация. Вторая мутация - соматическая, которая может возникнуть на протяжении жизни индивидуума и присутствует только в опухолевой ткани. Известные инактивирующие соматические мутации в гене VHL включают рекомбинации с потерей гетерозиготности (LOH), а также меньшие по размеру внутригенные точечные мутации. Обнаружено также гиперметилирование неметиллированных в норме сайтов в промоторном регионе богатом 5'-CG-3' динуклеотидами, что является эпигенетическим механизмом инактивации опухоль супрессирующего механизма ([517]).

VHL-синдром характеризуется предрасположенностью к билатеральным мультифокальным опухолям. Наиболее характерным клиническим проявлением VHL синдрома являются гемангиобластомы HAB – неметастазирующие опухоли центральной нервной истемы, среди которых 25% приходится на спинальную форму ([518]). Эти опухоли преимущественно состоят из сосудистых и стромальных клеток ([519], [520]). Макроскопически различают четыре типа HAB: 5% цистовых, 60% преимущественно цистовых, 26% преимущественно солидных, и 9% солидных ([521]).

VHL -синдром имеет сложные генотип-фенотип корреляции ([522], [523]). Большинство мутаций в гене VHL определяет предрасположенность к HAB, но отдельные мутации могут определять риск развития почечной карциномы или феохромоцитомы ([524], [525], [526]). Некоторые мутации могут предопределить развитие только HAB фенотипа. Сложные генотип-фенотип корреляции объясняются ролью белка VHL в убиквитин-зависимом протеолизе онкогенов ([527], [528]), в том числе и индуцируемого гипоксией фактора HIF-1 и HIF-2 ([529]). HIF-1- гетеродимерный фактор транскрипции, который в нормооксических условиях быстро деградирует в протеосомах при участии VHL-зависимого процесса убиквитинизации ([530], [531], [532]) , а инактивация VHL, соответственно приводит к накоплению гипоксия индуцируемого фактора HIF и как следствие суперэкспрессии фактора роста эндотелия (VEGF). К доказанным функциям гена VHL относится также отрицательная регуляция индуцируемых гипоксией мРНК ([533]); правильная упаковка экстраклеточного фибронектинового матрикса ([534]); регуляция выхода клетки из клеточного цикла ([535]) и регуляция экспрессии карбоновой ангидразы 9 и 12 ([536]).

Нарушения одного VHL/HIF- контроля для формирования опухолевого фенотипа недостаточно. Считается, что для этого важно нарушение других функций VHL таких как контроль клеточного цикла ([537]), связывание с фибронектином, участие в организации экстраклеточного матрикса ([538]), а также регуляция экспрессии генов посредством стабилизации мРНК ([539], [540], [541]). В связи с такими функциями мишенями VHL являются циклин D1, Dcdk 6, субъединица коллагена VIII α1, предшественник гликопротеина CD59, интегрин α8, и интерлейкин6 предшественник IFN-α2. При этом доказано, что VHL взаимодействует с этими мишенями в процессе реализации HIF зависимого механизма. Последние исследования доказывают, что для VHL опухоль супрессорной активности также могут иметь значение различные HIF-независимые механизмы, и что вариации полиморфизма влияют на фенотипические проявления VHL болезни ([542]).

---

[1]. Grollman A.P., Moriya M. Mutagenesis by 8-oxoguanine: an enemy within// Trends Genet.- 1993.- V.9.- P.246-249.

[2]. Beckman K.B., Ames B.N. Oxidative decay of DNA// J. Biol. Chem.- 1997.- V.272.- P.19633-19636.

[3]. Kunkel T.A. The high cost of living// Trends Genet.- 1999.- V.15.- P.93-94.

[4]. Fraga C.G., Shigenaga M.K., Park J.-W., et al. Oxidative damage to DNA during aging: 8-hydroxy-20-deoxyguanosine in rat organ DNA and urine// Proc. Natl Acad. Sci.USA.- 1990.- V.87.- P.4533-4537.

[5]. Wallace S.S. AP endonucleases and DNA glycosylases that recognize oxidative DNA damage// Environ. Mol. Mutagenesis.- 1988.- V.12.- P.431-477.

[6]. Breimer L.H. Molecular mechanisms of oxygen radical carcinogenesis and mutagenesis: the role of DNA base damage// Molec. Carcinogenesis.- 1990.- V.3.- P.188-197.

[7]. Burcham P.C. Genotoxic lipid peroxidation products: their DNA damaging properties and role in formation of endogenous DNA addducts// Mutagenesis.- 1998.- V.13.- P.287-305.

[8]. Kunkel T.A. The high cost of living// Trends Genet.- 1999.- V.15.- P.93-94.

[9]. Lindahl T. Instability and decay of the primary structure of DNA// Nature.- 1993.- V.362.- P.709-715.

[10]. Marnett L.J., Burcham P.C. Endogenous DNA adducts: potential and paradox// Chem. Res. Toxicol.- 1993.- V.6.- P.771-785.

[11]. Kang H., Konishi C., Kuroki T., Huh, N. Detection of O6-methylguanine, O4-methylthymine and O4-ethylthymine in human liver and peripheral blood leukocyte DNA// Carcinogenesis.- 1995.- V.16.- P.1277-1280.

[12]. Baylin S.B., Herman J.G. DNA hypermethylation in tumorigenesis: epigenetics joins genetics// Trends Genet.- 2000.- V.16.- P.168–174.

[13]. Santini V, Kantarjian HM, Issa JP. Changes in DNA methylation in neoplasia: pathophysiology and therapeutic implications. Ann Intern Med 2001; 134: 573–586.

[14]. Colot V., Rossignol J.L. Eukaryotic DNA methylation as an evolutionary device// Bioessays.- 1999.- V.21.- P. 402–411.

[15]. Baylin S.B., Herman J.G. DNA hypermethylation in tumorigenesis: epigenetics joins genetics// Trends Genet.- 2000.- V.16.- P.168–174.

[16]. Momparler R.L., Eliopoulos N., Ayoub J. Evaluation of an inhibitor of DNA methylation, 5-aza-2′-deoxycytidine, for the treatment of lung cancer and the future role of gene therapy// Adv. Exp. Med. Biol.- 2000.- V.465.- P.433–446.

[17]. Robertson K.D. DNA methylation, methyltransferases and cancer// Oncogene.- 2001.- V.20.- P.3139–3155.

[18]. Yoder J.A., Walsh C.P., Bestor T.H. Cytosine methylation and the ecology of intragenomic parasites// Trends Genet.- 1997.- V.13.- P.335–340.

[19]. Santini V, Kantarjian HM, Issa JP. Changes in DNA methylation in neoplasia: pathophysiology and therapeutic implications. Ann Intern Med 2001; 134: 573–586.

[20]. Barlow D.P. Gametic imprinting in mammals// Science.- 1995.- V.270.- P.1610–1613.

[21]. Cooper D.N., Youssoufian H. The CpG dinucleotide and human genetic disease// Human Genet.- 1988.- V.78.- P.151-155.

[22]. Lettieri T., Jiricny, J. Mammalian mismatch-specific DNA glycosylases// Base Excision Repair of DNA Damage / Ed. Hickson I.D.- 1997.- P. 45-66. Landes Bioscience, Austin, TX.

[23]. Rideout W.M., Coetzee G.A., Olumi A.F., Jones, P.A. 5-Methylcytosine as an endogenous mutagen in the human LDL receptor and p53 genes// Science.- 1990.- V.249.- P.1288-1290.

[24]. Frosina G., Fortini P., Rossi O., et al. Repair of abasic sites by mammalian cell extracts// Biochem. J.- 1994.- V.304.- P.699-705.

[25]. Nakamura J., Swenberg J.A. Endogenous apurinic/apyrimidinic sites in genomic DNA of mammalian tissues// Cancer Res.- 1999.- V.59.- P.2522-2526.

[26]. Chen D.S., Herman T., Demple, B. Two distinct human DNA diesterases that hydrolyze 30-blocking deoxyribose fragments from oxidized DNA// Nucleic Acids Res.- 1991.- V.19.- P.5907-5914.

[27]. Harrison L., Galanopoulos T., Ascione A.G, et al. Regulated expression of APE apurinic endonuclease mRNA during wound healing in porcine epidermis// Carcinogenesis.-1996.- V.17.- P.377-381.

[28]. Capelli E., Degan P., Frosina, G. Comparative repair of the endogenous lesions 8-oxoguanine/uracil and a basic site by mammalian cell extracts: 8-oxoguanine is poorly repaired by human cell extracts// Carcinogenesis.- 2000, in press.

[29]. Jaruga P., Dizdaroglu M. Repair of products of oxidative DNA base damage in human cells// Nucleic Acids Res.- 1996.- V.24.- P.1389-1394.

[30]. Lu A.L., Li X., Gu Y., et al. Repair of oxidative DNA damage: mechanisms and functions// Cell Biochem. Biophys.- 2001.- V.35.- P.141–170.

[31]. Fornace A.J., Zmudzka B., Hollander M.C., Wilson, S.H. Induction of beta-polymerase mRNA by DNAdamaging agents in Chinese hamster ovary cells// Mol. Cell. Biol.- 1989.- V. 9.- P.851– 853.

[32]. Kunkel T.A. The high cost of living// Trends Genet.- 1999.- V.15.- P.93-94.

[33]. Canitrot Y., Cazaux C., Fre´chet, M., et al. Overexpression of DNA polymerase beta in cell results in a mutator phenotype and a decreased sensitivity to anticancer drugs// Proc. Natl. Acad. Sci. USA.- 1998.- V. 95.- P.12586–12590.

[34]. Canitrot Y., Fre´chet M., Servant L., Cazaux C., et al. Overexpression of DNA polymerase beta: a genomic instability enhancer process// FASEB J.– 1999.- V.13.- P.1107–1111.

[35]. Squire J. A., Whitmore G. F., Phillips R. A. Genetic Basis of Cancer.// The Basic Science of Oncology.- 1998.- P. 48–78.

[36]. Friedberg E.C. How nucleotide excision repair protects against cancer// Nat.Rev. Cancer.-2001.- V.1.- P.22–33.

[37]. Khanna K. K., Jackson S. P. DNA double-strand breaks: signaling, repair and the cancer connection// Nat. Genet.- 2001.- V.27.- P.247–254.

[38]. Aquilina G., Bignami, M. Mismatch repair in correction of replication errors and processing of DNA damage // J. Cell. Physiol.- 2001.- V.187.- P.145–154.

[39]. Miller M.C., Mohrenweiser H.W., Bell D.A. Genetic variability in susceptibility and response to toxicants// Toxicol. Lett.- 2001.- V.120.- P.269–280.

[40]. Tuteja N., Tuteja R. Unraveling DNA repair in human: molecular mechanisms and consequences of repair defect//. Crit. Rev. Biochem. Mol. Biol.-2001.- V.36.- P.261–290.

[41]. Peltomaki P. Deficient DNA mismatch repair: a common etiologic factor forcolon cancer// Hum. Mol. Genet.- 2001.- V.10.- P.735–740.

[42]. Venkitaraman A. R. Cancer susceptibility and the functions of BRCA1 and BRCA2// Cell.- 2002.- V.108.- P.171–182.

[43]. Chen P., Wiencke J., Aldape K., et al. Association of an ERCC1 polymorphism with adult-onset glioma// Cancer Epidemiol. Biomark. Prev.- 2000.- V.9.- P.843–847.

[44]. Xanthoudakis S., Smeyne R.J., Wallace J.D., Curran, T. The redox/DNA repair protein, Ref-1, is essential for early embryonic development in mice// Proc. Natl Acad. Sci. USA.- 1996.- V. 93.- P.8919-8923.

[45]. Cabrera M., Nghiem Y., Miller J.H. mutM, a second mutator locus in Escherichia coli that generates GC-TA transversions// J. Bacteriol. - 1988.- V.170.- P.5405-5407.

[46]. Michaels M.L., Cruz C., Grollman A.P., Miller, J.H. Evidence that MutY and MutM combine to prevent mutations by an oxidatively damaged form of guanine in DNA// Proc. Natl Acad. Sci. USA.- 1992.- V.89.- P.7022-7025.

[47]. Nghiem Y., Cabrera M., Cupples C.G., Miller J.H. The mutY gene: a mutator locus in Escherichia coli that generates GC-TA transversions// Proc. Natl Acad. Sci. USA.- 1988.- V. 85.- P.2709-2713.

[48]. Kaina B., Fritz G., Ochs K., et al. Transgenic systems in studies on genotoxicity of alkylating agents: critical lesions, thresholds and defense mechanisms// Mutat. Res.- 1998.- V.405.- P.179-191.

[49]. Zdzienicka M.Z., van der Schans G.P., Natarajan A.T., et al. A Chinese hamster ovary cell mutant (EM-C11) with sensitivity to simple alkylating agents and a very high level of sister chromatid exchanges// Mutagenesis.- 1992.- V.7.- P.265-269.

[50]. Caldecott K.W., McKeown C.K., Tucker J.D., et al. An interaction between the mammalian DNA repair protein XRCC1 and DNA ligase III// Mol. Cell. Biol. – 1994.- V.14.- P.68-76.

[51]. Caldecott K.W., Tucker J.D., Stanker L.H. et al. Characterization of the XRCC1-DNA ligase III complex in vitro and its absence from mutant hamster cells// Nucleic Acids Res.- 1995. – V.23.- P. 4836-4843.

[52]. Wilson D.M., Thompson L.H. Life without DNA repair// Proc. Natl Acad. Sci. USA.- 1997.- V.94.- P.12754-12757.

[53]. Tebbs R.S., Flannery M.L., Meneses J.J., et al. Requirement for the Xrcc1 DNA base excision repair gene during early mouse development// Dev. Biol.- 1999.- V.208.- P.513-529.

[54]. Menissier-de Murcia J., Niederganf C., Trucco C., et al. Requirement of poly (ADP-ribose) polymerase in recovery from DNA damage in mice and in cells// Proc. Natl Acad. Sci. USA.- 1997.- V.94.- P.7303-7307.

[55]. Iwakuma T., Sakumi K., Nakatsuru Y., et al. High incidence of nitrosamine-induced tumorigenesis in mice lacking DNA repair methyltransferase// Carcinogenesis.- 1997.- V.18.- P.1631-1635.

[56]. Kaina B., Fritz G., Ochs K., et al. Transgenic systems in studies on genotoxicity of alkylating agents: critical lesions, thresholds and defense mechanisms// Mutat. Res.- 1998.- V.405.- P.179-191.

[57]. Tsuzuki T., Sakumi K., Shiraishi A., et al. Targeted disruption of the DNA repair methyltransferase gene renders mice hypersensitive to alkylating agent// Carcinogenesis.- 1996.- V.17.- P.1215-1220.

[58]. Sekiguchi M., Miyazaki S., Fujikawa K., Shiroko Y. BK virus-induced osteosarcoma (Os515) as a model of human osteosarcoma// Anticancer Res.- 1996.- V.16,№ 4A.- P.1835-8142.

[59]. Luis Del Valle, Jennifer Gordon, Martha Assimakopoulou, et al. Detection of JC Virus DNA Sequences and Expression of the Viral Regulatory Protein T-Antigen in Tumors of the Central Nervous System// Cancer Research.- 2001.- V. 61.- P. 4287–4293.

[60]. Dyson N., Bernards R., Friend S. H., et al. Large T-antigens of many polyomaviruses are able to form complexes with the retinoblastoma protein// J. Virol.- 1990.- V.64.- P.1353–1356.

[61]. Krynska B., Gordon J., Otte J., et al. Role of cell cycle regulators in tumor formation in transgenic mice expressing the human neurotropic virus, JCV, early protein// J. Cell. Biochem.-1997.- V.67.- P.223–230.

[62]. Krynska B., Del Valle L., Gordon J., et al. Identification of a novel p53 mutation in JCV-induced mouse medulloblastoma// Virology.- 2000.- V.274,№ 1.- P.65-74.

[63]. Theile M., Grabowski G. Mutagenic activity of BKV and JCV in human and other mammalian cells// Arch. Virol.- 1974.- V.130.- P.379–392.

[64]. London W. T., Houff S. A., Madden D. L., et al. Brain tumors in owl monkeys inoculated with a human polyomavirus (JCV)// Science.- 1978.- V.201.- P.1246–1249.

[65]. Ohsumi S., Ikehara I., Motoi M., et al. Induction of undifferentiated brain tumors in rats by a human polyomavirus (JCV)// J. Cancer Res.- 1985.- V.76.- P.429–431.

[66]. Ohsumi S., Motoi, M., Ogawa, K. Induction of undifferentiated tumors by JC virus in the cerebrum of rats// Acta Pathol.- 1986.- V.36.- P.815–825.

[67]. ZuRhein G. M. Human viruses in experimental neurooncogenesis. In: E. Grundmann (ed.), Cancer Campaign: Experimental Neurooncology// Brain Tumor, and Pain Therapy.- 1987.- V.10.-P.19–46. Stuttgart: Gustav Fischer.

[68]. Richardson E. P. Progressive multifocal leukoencephalopathy// New Engl. J. Med.- 1961.- V.265.- P.815–823.

[69]. Monaco M.C., Atwood W.J., Gravell M., et al. JC virus infection of hematopoietic progenitor cells, primary B lymphocytes, and tonsillar stromal cells: implications for viral latency// J. Virol.- 1996.- V.70.- P.7004–7012.

[70]. Rencic A., Gordon J., Otte J., et al. Detection of JC virus DNA sequence and expression of the viral oncoprotein, tumor antigen, in brain of immunocompetent patient with oligoastrocytoma// Proc. Natl. Acad. Sci. U S A.- 1996.- V.93,№ 14.- P.7352-7357.

[71]. Howley P. M., Ganem D., Kieff E. DNA viruses. // Cancer: Principles and Practice of Oncology/ Philadelphia: Lippincott Williams and Wilkins, 2001.- P.168–173. Eds. V. T. De Vita, Jr., S. Hellman, S. A. Rosenberg.

[72]. Poland S.D., Costello P., Dekaban G.A., Rice G.P. Cytomegalovirus in the brain: in vitro infection of human brain-derived cells// J. Infect. Dis.- 1990.- V.162.- P.1252–1262.

[73]. Ogura T., Tanaka J., Kamiya S., et al. Human cytomegalovirus persistent infection in a human central nervous system cell line: production of a variant virus with different growth characteristics// J. Gen. Virol.- 1986.- V.67.- P.2605–2616, 1986.

[74]. Prados M. D., Levin V. Biology and treatment of malignant glioma. Semin// Oncol.-2000.- V.27.- P.1–10.

[75]. Del Valle L., Gordon J., Assimakopoulou M., et al. Detection of JC virus DNA sequences and expression of the viral regulatory protein T-antigen in tumors of the central nervous system// Cancer Res.- 2001.- V.61.- P.4287–4293.

[76]. Renan M.J.. How many mutations are required for tumorigenesis?Implications from human cancer data// Mol. Carcinog.- 1993.- V.7.- P.139–146.

[77]. Sellers W.R., Kaelin, W.G.. Role of the retinoblastoma proteinin the pathogenesis of human cancer// J. Clin. Oncol.- 1997.- V.15.- P.3301–3312.

[78]6. Peeper D., et al. Ras signalling linked to the cell-cycle machineryby the retinoblastoma protein// Nature.- 1997.- V. 386.- P.177–181.

[79] www.cgap.nci.nih.gov/Pathways/Kegg_Standard_Pathways

[80] Harbour J.W., Luo R.X., DeiSanti A., et al. Cdk phosphorylation triggers sequential intramolecular interactions that progressively block Rb functions as cells move through G1// Cell.- 1999.- V.98.- P859–869.

[81]. Sherr C.J., Roberts J.M. CDK inhibitors: positive and negative regulators of G1-phase progression// Genes Dev.- 1999.- V.13.- P.1501–1512.

[82]. Krek W., Xu G., Livingston D.M. Cyclin A-kinase regulation of E2F-1 DNA binding function underlies suppression of an S phase checkpoint// Cell.- 1995.- V.83.- P.1149–1158.

[83]. Wolter M., Reifenberger J., Blaschke B. et al. Oligodendroglial tumors frequently demonstrate hypermethylation of the CDKN2A (MTS1, p16INK4a), p14ARF, and CDKN2B (MTS2, p15INK4b) tumor suppressor genes// J. Neuropathol. Exp. Neurol.- 2001.- V.60, № 12.- P.1170-1180.

[84]. Weinert T.A DNA damage checkpoint meets the cell cycle engine// Science.- 1997.- V.277.- P.1450–1451.

[85]. Bunz F. Requirement for p53 and p21 to sustain G2 arrest after DNA damage// Science.- 1998.- V.282.- P.1497–1501.

[86]. Chan A.S., Leung S.Y., Wong M.P., et al. Expression of vascular endothelial growth factor and its receptors in the anaplastic progression of astrocytoma, oligodendroglioma, and ependymoma// Am. J. Surg. Pathol.- 1998.- Vol.22, № 7.-P.816-826.

[87]. Steensel B., Smogorzewska A., de Lange T. TRF2 protects human telomeres from end-to-end fusions// Cell.- 1998.- V.92.- P.401–413.

[88]. Stewart S.A. Erosion of the telomeric single-strand overhang at replicative senescence// Nat. Genet.- 2003.- V.33.- P.492–496.

[89]. Masutomi K. Telomerase maintains telomere structure in normal human cells// Cell.- 2003.- V.114.- P.241–253.

[90]. Counter C.M. Telomere shortening associated with chromosome instability is arrested in immortal cells which express telomerase activity// EMBO J.- 1992.- V.11.- P.921–1929.

[91]. Coursen, J.D., Bennett W.P., Gollahon L., et al. Genomic instability and telomerase activity in human bronchial epithelial cells during immortalization by human papillomavirus-16 E6 and E7 genes// Exp. Cell Res.- 1997.- V.235.- P.245–253.

[92]. Counter C.M., Botelho F.M., Wang P., et al. Stabilization of short telomeres and telomerase activity accompany immortalization of Epstein-Barr virus-transformed human B lymphocytes// J. Virol.- 1994.- V.68.- P.3410–3414.

[93]. Bryan T.M., Englezou A., Gupta J., et al. Telomere elongation in immortal human cells without detectable telomerase activity// EMBO J. - 1995.- V.14.- P.4240–4248.

[94]. Bryan T.M., Marusic L., Bacchetti S., et al. The telomere lengthening mechanism in telomerase-negative immortal human cells does not involve the telomerase RNA subunit// Hum. Mol. Genet.- 1997.- V.6.- P.921–926.

[95]. Maser R.S., DePinho R.A. Connecting chromosomes, crisis, and cancer// Science.- 2002.- V.297.- P.565–569.

[96]. Artandi S.E., DePinho R.A. A critical role for telomeres in suppressing and facilitating carcinogenesis // Curr. Opin. Genet. Dev.- 2000.- V.10.- P 39–46.

[97]. Hiyama K. Telomerase activity in small-cell and non-smallcell lung cancers// J. Natl. Cancer Inst.- 1995.-V.87.- P.895–902.

[98]. Kim N.W. Specific association of human telomerase activity with immortal cells and cancer// Science. -1994.- V.266.- P.2011–2015.

[99]. Hiyama E. Correlating telomerase activity levels with human neuroblastoma outcomes// Nat. Med. – 1995.- V.1.- P.249–255.

[100] Hunter T. Signaling—2000 and beyond// Cell.- 2000.- V.100.- P.113-127.

[101] Signal Transduction. Heldin C-H, Purton M, eds. London:Chapman and Hall, 1996:1-365.

[102] Salomon D.S., Brandt R., Ciardiello F. Normanno N. Epidermal growth factor-related peptides and their receptors in human malignancies// Critical Reviews in Oncology/Haematology.- 1995.- V. 19.- P. 183–232.

[103] Sordella R., Bell D.W., Haber D.A., Settleman J. Gefi tinib-sensitizing EGFR mutations in lung cancer activate anti-apoptotic pathways// Science.- 2004.- V. 305.- P.1163 – 1167.

[104] Cappuzzo F., Hirsch F.R., Rossi E., et al. Epidermal growth factor receptor gene and protein and gefi tinib sensitivity in non–small-cell lung cancer// J Natl Cancer Inst.- 2005.- V. 97.- P. 643 – 655.

[105] Cappuzzo F, Magrini E, Ceresoli GL, et al. AKT phosphorylation and gefi tinib effi cacy in patients with advanced nonsmall- cell lung cancer// J Natl Cancer Inst.- 2004.- V. 96.-P. 1133 – 1141.

[106] Salomon D.S., Gullick W. The erbB family of receptors and their ligands: multiple targets for therapy// Signal.- 2001.- V. 2.- P. 4–11.

[107] Wosikowski K., Schuurhuis D., Kops G.J., et al . Altered gene expression in drug-resistant human breast cancer cells// Clinical Cancer Research.- 1997.- V. 3.- P.2405–2414.

[108] Crackower M.A., Oudit G.Y., Kozieradzki I, et al. Regulation of myocardial contractility and cell size by distinct PI3K-PTEN signaling pathways// Cell.- 2002.- V. 110.- P.737–749.

[109] Kwon C.H., Zhu X., Zhang J., et al. Pten regulates neuronal soma size: a mouse model of Lhermitte-Duclos disease// Nat Genet.- 2001.- V.29.- P404–411.

[110] Brader S., Eccles S.A. Phosphoinositide 3-kinase signalling pathways in tumor progression, invasion and angiogenesis// Tumori.- 2004.- V.90.- P.2–8.

[111] McCormack F Activators and effectors of ras p21 proteins// Current Opinion in Genetics and Development.- 1994.- V. 4.- P. 71–76.

[112] Bredel M., Pollack I.F.. The role of protein kinase C (PKC) in the evolution and proliferation of malignant gliomas, and the application of PKC inhibition as a novel approach to antiglioma therapy// Acta Neurochir.- 1997.- V.139.- P.1000-1013.

[113] Sharif T.R., Sharif M. Overexpression of protein kinase C epsilon in astroglial brain tumor-derived cell lines and primary tumor samples// Int J Oncol.- 1999.- V.15.- P.237-243.

[114] Moriya S., Kazlauskas A., Akimoto K. et al. Platelet-derived growth factor activates protein kinase C epsilon through redundant and independent signaling pathways involving phospholipase C gamma or phosphatidylinositol 3-kinase// Proc Natl Acad Sci USA.- 1996.- V. 93.- P.151-155.

[115] Bornancin F., Parker P.J. Phosphorylation of protein kinase Calpha on serine 657 controls the accumulation of active enzyme and contributes to its phosphatase-resistant state// J Biol Chem.- 1997.- V.272.- P.3544-3549.

[116] Edwards A.S., Newton A.C. Phosphorylation at conserved carboxyl-terminal hydrophobic motif regulates the catalytic and regulatory domains of protein kinase C// J Biol Chem.- 1997.-V.272.- P.18382-18390.

[117] Schonwasser D.C., Marais R.M., Marshall C.J. et al. Activation of the mitogen-activated protein kinase/extracellular signal-regulated kinase pathway by conventional, novel, and atypical protein kinase C isotypes// Mol Cell Biol.- 1998.- V.18.- P.790-798.

[118] Ueda Y., Hirai S., Osada S., et al. Protein kinase C activates the MEK-ERK pathway in a manner independent of Ras and dependent on Raf// J Biol Chem.- 1996.- V. 271.- P.23512-23519.

[119] Ueffing M., Lovric J., Philipp A. et al. Protein kinase Cepsilon associates with the Raf-1 kinase and induces the production of growth factors that stimulate Raf-1 activity// Oncogene.- 1997.- V.15.- P.2921-2927.

[120] Haldar S., Jena N., Croce C.M. Inactivation of Bcl-2 by phosphorylation// Proc Natl Acad Sci USA.- 1995.- V.92.- P.4352-4356.

[121] Wetsel W.C., Khan W.A., Merchenthaler I et al. Tissue and cellular distribution of the extended family of protein kinase C isoenzymes// J Cell Biol.- 1992.- V.117.- P.121-133.

[122] Leirdal M., Sioud M. Ribozyme inhibition of the protein kinase C alpha triggers apoptosis in glioma cells// Br J Cancer.- 1999.- V.80.- P.1558-1564.

[123] Schonwasser D.C., Marais R.M., Marshall C.J. et al. Activation of the mitogen-activated protein kinase/extracellular signal-regulated kinase pathway by conventional, novel, and atypical protein kinase C isotypes// Mol Cell Biol.- 1998.- V.18.- P.790-798.

[124] Ueda Y., Hirai S., Osada S. et al. Protein kinase C activates the MEK-ERK pathway in a manner independent of Ras and dependent on Raf// J Biol Chem.- 1996.- V.271.- P.23512-23519.

[125] Cho-Chung Y.S., Pepe S., Clair T., et al cAMP-dependent protein kinase: role in normal and malignant growth// Critical Reviews in Oncology/Hematology .- 1995.- V. 21.- P. 33–61.

[126] Tortora G., Ciardiello F. Protein kinase A as a target for novel integrated strategies of cancer therapies. In Protein Kinase A in Human Disease. Eds C Stratakis & YS Cho-Chung. Annals of the New York Academy of Sciences 2002 968 139–147.

[127]. Lowe S.W. p53 status and the efficacy of cancer therapy in vivo// Science.- 1994.- V.266.- P.807–810.

[128]. Lowe S.W. p53 status and the efficacy of cancer therapy in vivo// Science.- 1994.- V.266.- P.807–810.

[129]. Pan G. An antagonist decoy receptor and a death domaincontaining receptor for TRAIL// Science.- 1997.- V.277.- P.815–818.

[130]. Cantley L. C., Neel B. G. New insights into tumor suppression: PTEN suppresses tumor formation by restraining the phosphoinositide 3-kinase/AKT pathway// Proc. Natl. Acad. Sci. USA.- 1999.- V.96.- P.4240–4245.

[131]. Hanahan D., Folkman, J. Patterns and emerging mechanisms of the angiogenic switch during tumorigenesis// Cell. – 1996.- V.86.- P.353–364.

[132]. Carmeliet P. Role of HIF-1 in hypoxia-mediated apoptosis, cell proliferation and tumor angiogenesis// Nature. - 1998.- V.394.- P.485–490.

[133]. Ferrara N. Vascular endothelial growth factor: molecular and biological aspects// Curr. Top. Microbiol. Immunol.- 1999.- V.237.- P.1–30.

[134]. Yancopoulos G.D., Davis S., Gale N.W., et al. Vascular-specific growth factors and blood vessel formation// Nature.- 2000.- V.407.- P.242–248.

[135]. Hirschi K.K., Rohovsky S.A., D’Amore P.A. PDGF, TGF-beta, and heterotypic cell-cell interactions mediate endothelial cell-induced recruitment of 10T1/2 cells and their differentiation to a smooth muscle fate// J. Cell Biol.- 1998.- V.-141.- P.805–814.

[136]. Hellstrom M., Kalen M., Lindahl P., et al. Role of PDGF-B and PDGFR-beta in recruitment of vascular smooth muscle cells and pericytes during embryonic blood vessel formation in themouse// Development .- 1999.- V.126.- P.3047–3055.

[137]. Ornitz D.M., Itoh N. Fibroblast growth factors// Genome Biol. – 2001.- V. 2, N3.- P.3005.1–3005.12.

[138]. Ornitz D. M., Yayon A., Flanagan J. G., et al. Heparin is required for cell-free binding of basic fibroblast growth factor to a soluble receptor and for mitogenesis in whole cells// Mol. Cell. Biol.- 1992.- V.12.- P.240–247.

[139]. Rapraeger A. C., Krufka A., Olwin, B. B. Requirement of heparan sulfate for bFGF-mediated fibroblast growth and myoblast differentiation// Science.- 1991.- V.252.- P.1705–1708.

[140]. Kumar R., Kuniyasu H., Bucana C. D., at al. Spatial and temporal expression of angiogenic molecules during tumor growth and progression// Oncol. Res. -1998.- V.10.- P.301–311.

[141]. Kitadai Y., Bucana C. D., Ellis L. M., et al. In situ mRNA hybridization technique for analysis of metastasis-related genes in human colon carcinoma cells// Am. J. Pathol.-1995.- V.147.- P.1238–1247.

[142] Nishikawa R, Cheng SY, Nagashima R,et al. Expression of vascular endothelial growth factor in human brain tumors// Acta Neuropathol.- 1998.- V96,N5.- P.453-462.

[143] Pietsch T, Valter MM, Wolf HK,et al. Expression and distribution of vascular endothelial growth factor protein in human brain tumors// Acta Neuropathol.-1997.- V.93,N2.- P.109-117. 

[144] Lim M, Guccione S, Haddix T, et al alpha(v)beta(3) Integrin in central nervous system tumors// Hum Pathol.- 2005.-V.36,N6.- P.665-669.

[145] Leon S.P., Folkerth R.D., Black, P.M. Microvessel density is a prognosticindicator for patients with astroglial brain tumors// Cancer.-1996.- V.77.- P.362–372.

[146] Schober R., Bilzer T., Waha A., et al. The epidermal growth factor receptor in glioblastoma: genomic amplification, protein expression, and patient survival data in a therapeutic trial// Clin. Neuropathol.- 1995.- V.14.- P.169–174.

[147] Ravindranath N., Wion D., Brachet P., Djakiew, D. Epidermal growth factor modulates the expression of vascular endothelial growth factor in the human prostate// J. Androl.-2001.- V.22.- P. 432–443.

[148] Nabors L. B., Gillespie G. Y., Harkins L., King P. H. HuR, an RNA stabilityfactor, is expressed in malignant brain tumors and binds to adenine and uridine-richelements within the 3_ untranslated regions of cytokine and angiogenic factormRNAs// Cancer Res.- 2001.- V.-61.- P.2154–2161.

[149] Kirsch M., Wilson J.C., Black P. Platelet-derived growth factor in human brain tumors// J. Neurooncol.- 1997.- V.35.- P.289–301.

[150] Bornfeldt K.E., Raines E.W., Graves L.M., et al. Platelet-derived growth factor. Distinct signal transduction pathways associated with migration versus proliferation // Ann. NY Acad. Sci.- 1995.- V.766.- P.416–430.

[151] Wang D., Huang H.J., Kazlauskas A., Cavenee W.K. Induction of vascular endothelial growth factor expression in endothelial cells by platelet-derived growth factor through the activation of phosphatidylinositol 3-kinase// Cancer Res.- 1999.- V.59.- P.1464–1472.

[152] Cheng S-Y, Nagane M, Su Huang H-J, Cavenee W.K. Intracerebral tumor-associated hemorrhage caused by overexpression of vascular endothelial growth factor (VEGF) Isoforms, VEGF121 and VEGF165 but not VEGF189// Proc. Natl. Acad. Sci. USA.- 1997.- V.94.- P.12081–12087.

[153] Stratmann A., Risau W., Plate K. H. Cell type-specific expression of angiopoietin- 1 and angiopoietin-2 suggests a role in glioblastoma angiogenesis// Am. J. Pathol.- 1998.- V.153.- P.1459–1466.

[154] Zagzag D., Hooper A., Friedlander D. R., et al. In situ expression of angiopoietins in astrocytomas identifies angiopoietin-2 as an early marker of tumor angiogenesis// Exp. Neurol.- 1999.- V.159.- P.391–400.

[155] Enholm B., Paavonen K., Ristimaki A., et al. Comparison of VEGF, VEGF-B, VEGF-C and Ang-1 mRNA regulation by serum, growth factors, oncoproteins and hypoxia// Oncogene.- 1997.- V.14.- P.2475–2483.

[156] Holash J., Maisonpierre P. C., Compton D., et al. Vessel cooption, regression, and growth in tumors mediated by angiopoietins and VEGF// Science.- 1999.- V.284.- P.1994– 1998.

[157] Liotta L.A., Steeg P.S., Stetler-Stevenson W.G. Cancer metastasis and angiogenesis: an imbalance of positive and negative regulation// Cell.- 1991.- V.64.- P.327–336.

[158] Vu T.H. MMp-9/gelatinase B is a key regulator of growth plate angiogenesis and apoptosis of hypertrophic chondrocytes// Cell. – 1998.- V.93.- P.411–422.

[159]Ferreras M., Felbor U., Lenhard T., et al. Generation and degradation of human endostatin proteins by various proteinases// FEBS Lett.- 2000.- V.486.- P.247–251.

[160] Ratel D., Nasser V., Dupre I.,et al. Antibodies to endostatin in a multifocal glioblastoma patient// Lancet.- 2000.- V.35.- P.1656–1657.

[161] Strik H. M., Schluesener H. J., Seid K., et al. Localization of endostatin in rat and human gliomas// Cancer.- 2001.- V.91.- P.1013–1019.

[162] Sta¨ndker L., Schrader M., Kanse S. M et al. Isolation and characterization of the circulating form of human endostatin// FEBS Lett.-1997.- V.420.- P.129–133.

[163] Friedlander M. Definition of two angiogenic pathways by distinct v integrins// Science.- 1995.- V.270.- P.1500–1502.

[164] Friedlander D.R., Zagzag D., Shiff B., Cohen H., et al. Migration of brain tumor cells on extracellular matrix proteins in vitro correlates with tumor type and grade and involves alphaV and beta1 integrins// Cancer Res.- 1996.- V.56.- P.1939–1947

[165]. Liotta L.A., Steeg P.S., Stetler-Stevenson W.G. Cancer metastasis and angiogenesis: an imbalance of positive and negative regulation// Cell.- 1991.- V.64.- P.327–336.

[166]. Mahesparan R., Tysnes B.B., Edvardsen K., et al. Role of high molecular weight extracellular matrix proteins in glioma cell migration// Neuropathol. Appl. Neurobiol.- 1997.- V.23, №2.- P.102-112

[167]. Knott J.C., Mahesparan R., Garcia-Cabrera I., et al. Stimulation of extracellular matrix components in the normal brain by invading glioma cells// Int. J. Cancer.- 1998.- V.75, № 6.- P.864-872.

[168]. Tysnes B.B., L.F. Larsen, G.O. Ness, et al. Stimulation of glioma-cell migration by laminin and inhibition by anti-alpha3 and anti-beta1 integrin antibodies// Int. J. Cancer.- 1996.- V.67, № 6.- P.777-784.

[169]. Zagzag D., Friedlander D. R., Miller D. C., et al. Tenascin expression in astrocytomas correlates for angiogenesis// Cancer Res.- 1995.- V.55.- P.907-914.

[170]. Giese A., Loo M.A., Rief M.D., et al. Substrates for astrocytoma invasion// Neurosurgery.- 1995. – V.37.- P.294-309.

[171]. Sriramarao, P., Mendler, M. and Bourdon, M. A. (1993b). Endothelial cell attachment and spreading on human tenascin is mediated by 21 and v3 integrins. J. Cell Sci. 105, 1001-1012.

[172]. Friedlander D.R., Hoffman S., Edelman, G.M. Functional mapping of cytotactin: Proteolytic fragments active in cell-substrate adhesion// J. Cell Biol. - 1988.- V.107.- P.2329-2340.

[173]. Huang R.P., Hossain M.Z., Sehgal A., Boynton A.L. Reduced connexin43 expression in high-grade human brain glioma cells// J. Surg. Oncol.- 1999.- V.70.- P.21–24.

[174]. Jane H.-C. Lin, Takahiro Takano, Maria Luisa Cotrina, et al. Connexin 43 Enhances the Adhesivity and Mediates the Invasion of Malignant Glioma Cells// Neuroscience.- 2002.- V. 22, № 11.- P.4302–4311.

[175]. Francolini M., Vicentini L.M., Pietrini G. et al. Invasive behaviour of glioblastoma cell lines is associated with altered organisation of the cadherincatenin adhesion system// J. Cell Science.- 2002.- V.115.- P.3331-3340

[176]. Masami Suzuki, Misa Suzuki, Jun Nakayama, et al. Polysialic acid facilitates tumor invasion by glioma cells// Glycobiology.- 2005.- V.15, N9.- P.887-894.

[177]. Andersson A.M., Moran N., Gaardsvoll H., et al. Characterization of NCAM expression and function in BT4C and BT4Cn glioma cells // Int. J. Cancer.- 1991.-V.47, № (1).-P.124-129.

[178]. Endow S.A., Titus M.A. Genetic approaches to molecular motors// Annu. Rev. Cell Biol.- 1992.- V.8.- P.29–66.

[179]. Padmanabhan J., Shelanski M. L. Process formation in astrocytes: modulation of cytoskeletal proteins// Neurochem. Res.- 1998.- V.23.- P.377–384.

[180]. Manning T. J., Jr., Rosenfeld S.S., Sontheimer H. Lysophosphatidic acid stimulates actomyosin contraction in astrocytes// J. Neurosci. Res.-1998.- V.53.- P.343–352.

[181] Kolega J. Cytoplasmic dynamics of myosin IIA and IIB: spatial “sorting” in locomoting cells// J. Cell Sci.- 1998.- V.111.- P.2085–2095.

[182]. Sternlicht M. D., Werb, Z. How matrix metalloproteinases regulate cell behavior// Annu. Rev. Cell Dev. Biol.- 2001.- V.17.- P.463 – 516.

[183]. Duc M. Le, Arnaud Besson, Darrin K. Fogg, et al. Exploitation of Astrocytes by Glioma Cells to Facilitate Invasiveness: A Mechanism Involving Matrix Metalloproteinase-2 and the Urokinase-Type Plasminogen Activator–Plasmin Cascade// Neuroscience.- 2003.- V. 23, № 10.- P.4034–4043.

[184]. Holland E.C. Glioblastoma multiforme: the terminator// Proc. Natl. Acad. Sci. USA.- 2000.- V.97.- P.6242–6244.

[185]. Lal P.G., Ghirnikar R.S., Eng L.F. Astrocyte–astrocytoma cell line interactionsin culture// J. Neurosci. Res.-1996.- V.44.- P.216–222.

[186]. Gomez D.E., Alonso D.F., Yoshiji H., Thorgeirsson U.P. Tissue inhibitors of metalloproteinases: structure, regulation and biological functions// Eur. J. Cell Biol.- 1997.- V.74.- P.111 – 122.

[187]. Nuttall R.K., Pennington C.J., Taplin J., et al. Elevated Membrane-Type Matrix Metalloproteinases Revealed by Profiling Proteases and Inhibitors in Human Cancer// Molecular Cancer Research.- 2003.- V. 1.- P,333–345.

[188]. Fillmore H.L., VanMeter T.E., Broaddus W.C. Membrane-type matrix metalloproteinases (MT-MMPs): expression and function during glioma invasion// J. Neurooncol.-2001.- V.53.- P.187 – 202.

[189]. Polette M. Birembaut P. Membrane-type metalloproteinases in tumor invasion// Int. J. Biochem. Cell Biol.-1998.- V.30.- P1195 – 1202.

[190]. Hume Adams J., Graham, D. I. The nervous system and voluntary muscles// Muir’s Textbook of Pathology/ Ed. J. R. Anderson 12th edn.- London, United Kingdom: Edward Arnold, 1985.- P.21.1 – 21.8.

[191]. Yamamoto M., Mohanam S., Sawaya R. et al. Differential expression of membrane-type matrix metalloproteinase and its correlation with gelatinase A activation in human malignant brain tumors in vivo and in vitro// Cancer Res.- 1996.- V.56.- P.384 – 392.

[192]. Paganetti P.A., P. Caroni, M.E. Schwab. Glioblastoma infiltration into central nervous system tissue in vitro: involvement of a metalloprotease// J. Cell Biol.- 1988.- V.107.- P.2281–2291.

[193]. Hensel T., Amberger V.R., Schwab M.E... A metalloprotease activity from C6 cells inactivates the myelin-associated neurite growth inhibitors and can be neutralized by antibodies// Br. Cancer J. -1998.- V.78.- P.1564–1572.

[194]. Nakada M., Nakamura H., Ikeda E., et al. Expression and tissue localization of membrane-type 1, 2, and 3 matrix metalloproteinases in human astrocytic tumors// Am. J. Pathol.- 1999.- V.154.- P.417 – 428.

[195] Lampert K., Machein U., Machein M. R., et al. Expression of matrix metalloproteinases and their tissue inhibitors in human brain tumors// Am. J. Pathol.- 1998.- V.153.- P.429 – 437.

[196] Yamamoto M., Mohanam S., Sawaya R. et al. Differential expression of membrane-type matrix metalloproteinase and its correlation with gelatinase A activation in human malignant brain tumors in vivo and in vitro// Cancer Res.- 1996.- V.56.- P.384 – 392.

[197]. Frisch S.M. Ruoslahti E. Integrins and anoikis// Curr. Opin.Cell Biol.- 1997.- V.9.- P.701-706.

[198] Joy A. M., Beaudry C. E., Tran N. L., at al. Migrating glioma cells activate the PI3-K pathway and display decreased susceptibility to apoptosis// J. Cell Sci. – 2003.- V.116.- P. 4409–4417.

[199]. Vivanco I., Sawyers C. L. The phosphatidylinositol 3-KinaseAKT pathway in human cancer// Nat. Rev. Cancer.- 2002.- V.2.- P.489-501.

[200]. Franke T.F., Kaplan D.R., Cantley L.C., Toker, A. Direct regulation of the Akt proto-oncogene product by phosphatidylinositol-3,4- bisphosphate// Science.- 1997.- V.275.-P. 665-668.

[201]. Kim D., Kim S., Koh H. Akt/PKB promotes cancer cell invasion via increased motility and metalloproteinase production// FASEB J.- 2001.- V.15.- P.1953-1962.

[202]. Sondergaard K. L., Hilton D. A., Penney M.,et al. Expression of hypoxia-inducible factor in tumours of patients with glioblastoma// Neuropathol. Appl. Neurobiol.-2002.- V.28.- P.210–217.

[203]. Zagzag D., Zhong H., Scalzitti J. M., et al. Expression of hypoxia-inducible factor 1_ in brain tumors: association with angiogenesis, invasion, and progression// Cancer.- 2000.- V.88.- P.2606–2618.

[204]. Daniel J. Brat, Amilcar A. Castellano-Sanchez, Stephen B. Hunter, et al. Pseudopalisades in Glioblastoma Are Hypoxic, Express Extracellular Matrix Proteases, and Are Formed by an Actively Migrating Cell Population// Cancer Research.- 2004.- V.64.- P.920–927.

[205] Florence Lefranc, Jacques Brotchi, Robert Kiss. Possible Future Issues in the Treatment of Glioblastomas: Special Emphasis on Cell Migration and the Resistance of Migrating Glioblastoma Cells to Apoptosis// J. Clin. Oncol.- 2005.- V.23, No 10.- P.2411-2422.

[206] Schwartz T.H., McCormick P.C. Intramedullary ependymomas: clinical presentation, surgical treatment strategies and prognosis// J Neurooncol.- 2000.- V.47, N3.- P.211-218.

[207] Hamilton R.L., Pollack I.F. The molecular biology of ependymomas// Brain Pathol.- 1997.- V7, N2.-P. 807-822.

[208] Sawyer J.R., Sammartino G., Husain M., et al. Chromosome aberrations in four ependymomas// Cancer Genet Cytogenet. – 1994.- V.74, N2.-P.132-138.

[209] Vagner-Capodano A.M., Zattara-Cannoni H., Gambarelli D., et al. Cytogenetic study of 33 ependymomas// Cancer Genet Cytogenet.- 1999.- V.115,N2.- P.96-99.

[210] Wernicke C., Thiel G., Lozanova T., et al. Involvement of chromosome 22 in ependymomas// Cancer Genet Cytogenet.- 1995.- V.79, N2.- P.173-176.

[211] Biegel J.A. Cytogenetics and molecular genetics of childhood brain tumors// Neuro-oncol.- 1999.-V.1,N2.-P.139-151.

[212] Ebert C., von Haken M., Meyer-Puttlitz B., et al. Molecular genetic analysis of ependymal tumors. NF2 mutations and chromosome 22q loss occur preferentially in intramedullary spinal ependymomas. Am J Pathol// 1999.- V.155,N2.-P. 627-632.

[213] von Haken M..S., White E.C., Daneshvar-Shyesther L., et al. Molecular genetic analysis of chromosome arm 17p and chromosome arm 22q DNA sequences in sporadic pediatric ependymomas// Genes Chromosomes Cancer.- 1996.- V.17,N1.- P.37-44.

[214] Kramer D.L., Parmiter A.H., Rorke L.B., et al. Molecular cytogenetic studies of pediatric ependymomas// J Neurooncol.- 1998.- V.37, N1.- P.25-33.

[215] Ransom D.T., Ritland S.R., Moertel C.A., et al. Correlation of cytogenetic analysis and loss of heterozygosity studies in human diffuse astrocytomas and mixed oligo-astrocytomas// Genes Chromosomes Cancer.- 1992.- V.5, N4.- P.357-74.

[216] Slavc I., MacCollin M.M., Dunn M., et al. Exon scanning for mutations of the NF2 gene in pediatric ependymomas, rhabdoid tumors and meningiomas// Int J Cancer.- 1995.- V.64, N4.- P.243-247.

[217] Stratton M.R., Darling J., Lantos P.L., et al. Cytogenetic abnormalities in human ependymomas// Int J Cancer.- 1989.- V.44, N4.- P.579-581.

[218] Ohgaki H., Eibl R.H., Wiestler O.D., et al. p53 mutations in nonastrocytic human brain tumors// Cancer Res.- 1991.- V.51, N.22.- P.6202-6205.

[219] Kraus J.A., Lamszus K., Glesmann N., et al. Molecular genetic alterations in glioblastomas with oligodendroglial component// Acta Neuropathol.- 2001.- V.101, N4.- P.311-320.

[220] Forozan F., Karhu R., Kononen J., et al. Genome screening by comparative genomic hybridization// Trends Genet. -1997- V.13, N10.- P.405-409.

[221] Hirose Y., Aldape K., Bollen A., et al. Chromosomal abnormalities subdivide ependymal tumors into clinically relevant groups// Am J Pathol.- 2001.- V.158, N3.- P.1137-1143.

[222] Sawyer J.R., Crowson M.L., Roloson G.J., Chadduck W.M. Involvement of the short arm of chromosome 1 in a myxopapillary ependymoma// Cancer Genet Cytogenet.- 1991.- V.54, N1.- P.55-60.

[223] Sawyer J.R., Miller J.P., Ellison D.A. Clonal telomeric fusions and chromosome instability in a subcutaneous sacrococcygeal myxopapillary ependymoma// Cancer Genet Cytogenet.- 1998.-V.100, N2.- P.169-175.

[224] Scheil S., Bruderlein S., Eicker M., et al. Low frequency of chromosomal imbalances in anaplastic ependymomas as detected by comparative genomic hybridization// Brain Pathol.- 2001.- V.11,N2.- P.133-143. 

[225] Jallo G.I., Zagzag D., Epstein F. Intramedullary subependymoma of the spinal cord// Neurosurgery.- 1996.- V.38, N2.- P.251-257.

[226] Ryken T.C., Robinson R.A., VanGilder J.C. Familial occurrence of subependymoma. Report of two cases// J Neurosurg.- 1994.- V.80,N6.- P.1108-1111.

[227] Clarenbach P., Kleihues P., Metzel E., Dichgans J. Simultaneous clinical manifestation of subependymoma of the fourth ventricle in identical twins. Case report// J Neurosurg.- 1979.- V.50, N5.-P.655-659.

[228] Minehan K.J., Shaw E.G., Scheithauer B.W., et al. Spinal cord astrocytoma: pathological and treatment considerations// J Neurosurg.- 1995.- V.83, N4.- P.590-595. 

[229] Reimer R., Onofrio B.M. Astrocytomas of the spinal cord in children and adolescents// J Neurosurg.- 1985.- V.63, N5.-P.669-675.

[230] Houten J.K., Weiner H.L. Pediatric intramedullary spinal cord tumors: special considerations// J Neurooncol.- 2000.- V.47, N3.- P.225-30.

[231] James C.D., Carlbom E., Dumanski J.P., et al. Clonal genomic alterations in glioma malignancy stages// Cancer Res.- 1988.- V.48, N19.- P.5546-5551.

[232] Kleihues P., Ohgaki H. Primary and secondary glioblastomas: from concept to clinical diagnosis// Neuro-oncol.- 1999.- V.1, N1.- P.44-51.

[233]. Hayashi Y., Yamashita J., Yamaguchi K. Timing and role of p53 gene mutation in the recurrence of glioma// Biochem. Biophys. Res. Commun.- 1991.- V.180.- P. 1145–1150.

[234]. Sidransky D., Mikkelsen T., Schwechheimer K., et al. Clonal expansion of p53 mutant cells is associated with brain tumour progression// Nature.- 1992.- V.355.- P.846–847.

[235]. Ishii N., Tada M., Hamou M-F., et al. Cells with TP53 mutations in low-grade astrocytic tumors evolve clonally to malignancy and are an unfavorable prognostic factor// Oncogene.- 1999.- V.18.- P.5870–5878.

[236]. Fulci G., Ishii N., Van Meir E.G. p53 and brain tumors: from gene mutations to gene therapy// Brain Pathol.- 1998.- V.8.- P.599–613.

[237]. Deimling A., Eibl R. H., Ohgak, H., et al. p53 mutations are associated with 17p allelic loss in grade II and grade III astrocytoma// Cancer Res.- 1992.- V.52.- P.2987–2990.

[238] Caron de Fromentel C., Soussi T. TP53 tumor suppressor gene: a model for investigating human mutagenesis// Genes Chromosomes Cancer.- 1992.- V.4, N1.- P.1-15.

[239]. Fulci G., Ishii N., Maurici D., et al. Initiation of Human Astrocytoma by Clonal Evolution of Cells with Progressive Loss of p53 Functions in a Patient with a 283H TP53 Germ-line Mutation: Evidence for a Precursor Lesion// Cancer Research.- 2002.- V.62.- P.2897–2905

[240]. Vogelstein B., Lane D., Levine A. J. Surfing the p53 network// Nature.-2000.-V. 408.- P307 – 310.

[241]. Levine A. J. p53, the cellular gatekeeper for growth and division// Cell.-1997.- V.88.- P.323 – 331.

[242]. Piette J., Neel H., Marechal V. Mdm2: keeping p53 under control// Oncogene.-1997.- V.15.- P.1001 – 1010.

[243]. Schiebe M., Ohneseit P., Hoffmann W., et al. Analysis of mdm2 and p53 gene alterations in glioblastomas and its correlation with clinical factors// J. Neurooncol.- 2000.- V.49.- P.197 – 203.

[244]. Reifenberger G., Reifenberger J., Ichimura K., Collins, V. P. Amplification at 12q13-14 in human malignant gliomas is frequently accompanied by loss of heterozygosity at loci proximal and distal to the amplification site// Cancer Res.- 1995.- V.55.- P.731 – 734.

[245]. Reifenberger G., Liu L., Ichimura K.,et al. Amplification and overexpression of the MDM2 gene in a subset of human malignant gliomas without p53 mutations// Cancer Res.-1993.- V.53.- P.2736 – 2739.

[246]. Krammer P. H.// Nature.- 2000.- V.407.- P.789–795.

[247]. Saas P., Walker P. R., Hahne M., et al. Fas ligand expression by astrocytoma in vivo: maintaining immune privilege in the brain?// J. Clin. Invest.- 1997.- V.99.- P.1173–1178.

[248]. Schneider P., Holler N., Bodmer J. L., et al. Conversion of membrane-bound Fas(CD95) ligand to its soluble form is associated with downregulation of its proapoptotic activity and loss of liver toxicity// J. Exp. Med.- 1998.- V.187.- P.1205–1213.

[249]. Shinohara H., Yagita H., Ikawa Y., Oyaizu, N. Fas drives cell cycle progression in glioma cells via extracellular signal-regulated kinase activation// Cancer Res.- 2000.- V.60.- P.1766–1772.

[250]. Thornberry N. A., Rano T. A., Peterson E. P., et al.// J. Biol. Chem.- 1997.- V.272.- P.17907–17911.

[251]. Samali A., Cai J., Zhivotovsky B.,et al. // EMBO J.- 1999.- V.18.- P.2040–2048.

[252]. Liu X., Zou H., Slaughter C., Wang X. DFF, a heterodimeric protein that functions downstream of caspase-3 to trigger DNA fragmentation during apoptosis// Cell.- 1997.- V.89.- P.175–184.

[253]. Samali A., Cai J., Zhivotovsky B.,et al. // EMBO J.- 1999.- V.18.- P.2040–2048.

[254]. Bao Feng Yang, Chang Xiao, Wilson H. Roa, et al. Calmodulin-dependent Protein Kinase II Regulation of c-FLIP Expression and Phosphorylation in Modulation of Fas-mediated Signaling in Malignant Glioma Cells// J. Biol. Chem.- 2003.- V.278, No9.- P.7043–7050.

[255]. Wajant H. The Fas signaling pathway: more than a paradigm// Science.- 2002.- V.296.- P.1635–1636.

[256]. Hu W. H., Johnson H., Shu H. B. Activation of NF-kappaB by FADD, Casper, and caspase-8// J. Biol. Chem. – 2000.- V. 275.- P.10838–10844.

[257]. Xiao C., Yang B. F., Asadi N.,et al. Tumor necrosis factor-related apoptosis-inducing ligand-induced death-inducing signaling complex and its modulation by c-FLIP and PED/PEA-15 in glioma cells// J. Biol. Chem.- 2002.- V.277.- P. 25020–25025.

[258]. Van Antwerp D. J., Martin S. J., Kafri T.,et al. Suppression of TNF-alfa-induced apoptosis by NF-kappaB// Science.- 1996.- V.274.- P.787–789.

[259]. Baud V., Karin M. Signal transduction by tumor necrosis factor and its relatives// Trends Cell Biol.- 2001.- V.11.- P.372–377.

[260]. Wang D., Huang H.J., Kazlauskas A., Cavenee W.K. Induction of vascular endothelial growth factor expression in endothelial cells by platelet-derived growth factor through the activation of phosphatidylinositol 3-kinase// Cancer Res.- 1999.- V.59.- P.1464–1472.

[261]. Liu Z-G., Hsu H., Goeddel D. V., Karin, M. Dissection of TNF receptor 1 effector functions: JNK activation is not linked to apoptosis while NF-_B activation prevents cell death// Cell.- 1996.- V.87.- P.565– 576.

[262]. Natoli G., Costanzo A., Ianni A., et al. Activation of SAPK/JNK by TNF receptor 1 through a noncytotoxic TRAF2-dependent pathway// Science.-1997.- V.275.- P.200–203.

[263]. Baud V., Karin M. Signal transduction by tumor necrosis factor and its relatives// Trends Cell Biol.- 2001.- V.11.- P.372–377.

[264]. Pierre-François Cartron, Philippe Juin, Lisa Oliver, et al. Nonredundant Role of Bax and Bak in Bid-Mediated Apoptosis// Mol. Cell Biol.- 2003.- V.23, №13.- P. 4701–4712.

[265]. Li J., Yen C., Liaw D., et al. PTEN, a putative protein tyrosine phosphatase gene mutated in human brain, breast, and prostate cancer// Science.- 1997.- V.275.- P.1943–1947.

[266]. Maier D., Zhang Z., Taylor E., et al. Somatic deletion mapping on chromosome 10 and sequence analysis of PTEN/MMAC1 point to the 10q25-26 region as the primary target in low-grade and high-grade gliomas// Oncogene.- 1998.- V.16.- P.3331–3335.

[267]. Lee J.O., Yang H., Georgescu M.M., et al. Crystal structure of the PTEN tumor suppressor: implications for its phosphoinositide phosphatase activity and membrane association// Cell.-1999.- V.99.- P.323–334.

[268]. Taylor G.S., Maehama T., Dixon, J.E. Inaugural article: myotubularin, a protein tyrosine phosphatase mutated in myotubular myopathy, dephosphorylates the lipid second messenger, phosphatidylinositol 3-phosphate// Proc. Natl. Acad. Sci. USA.- 2000.- V.97.- P.8910–8915.

[269]. Maehama T., Dixon, J.E. The tumor suppressor. PTEN/MMAC1, dephosphorylates the lipid second messenger, phosphatidylinositol 3, 4, 5-trisphosphate// J. Biol. Chem.- 1998.- V.273.- P.13375–13378.

[270]. Myers M.P., Pass I., Batty I.H., et al. The lipid phosphatase activity of PTEN is critical for its tumor suppressor function// Proc. Natl. Acad. Sci. USA.- 1998.- V.95.- P.13513–13518.

[271]. Cantley L. C., Neel B. G. New insights into tumor suppression: PTEN suppresses tumor formation by restraining the phosphoinositide 3-kinase/AKT pathway// Proc. Natl. Acad. Sci. USA.- 1999.- V.96.- P.4240–4245.

[272]. Lenin Mahimainathan, Goutam Ghosh. Choudhury Inactivation of Platelet-derived Growth Factor Receptor by the Tumor Suppressor PTEN Provides a Novel Mechanism of Action of the Phosphatase// J. Biol. Chem.- 2004.- V.279, No15.- P.15258–15268.

[273]. Mayo L.D., Donner, D.B. A phosphatidylinositol 3-kinase/Akt pathway promotes translocation of Mdm2 from the cytoplasm to the nucleus// Proc. Natl. Acad. Sci. USA.- 2001.- V.98.- P.11598–11603.

[274]. Haas-Kogan D., Shalev N., Wong M., et al. Protein kinase B (PKB/Akt) activity is elevated in glioblastoma cells due to mutation of the tumor suppressor PTEN/MMAC// Curr. Biol. -1998.- V.8.- P.1195–1198.

[275]. Knobbe C. B., Reifenberger G. Genetic alterations and aberrant expression of genes related to the phosphatidyl-inositol-3'-kinase/protein kinase B (Akt) signal transduction pathway in glioblastomas// Brain Pathol.- 2003.- V.13.- P. 507–518.

[276]. Choe G., Horvath S., Cloughesy T. F., et al. Analysis of the phosphatidylinositol 3'-kinase signaling pathway in glioblastoma patients in vivo// Cancer Res.- 2003.- V.63.- P.2742–2746.

[277]. Chakravarti A., Zhai G., Suzuki, Y., at al. The prognostic significance of phosphatidylinositol 3-kinase pathway activation in human gliomas// J. Clin. Oncol. -2004.- V. 22.- P.1926–1933.

[278]. Kubiatowski T., Jang T., Lachyankar M. B., et al// J. Neurosurg.– 2001.- V. 95.- P.480–488.

[279]. Kim D., Kim S., Koh H. Akt/PKB promotes cancer cell invasion via increased motility and metalloproteinase production// FASEB J.- 2001.- V.15.- P.1953-1962.

[280]. Joy A. M., Beaudry C. E., Tran N. L., at al. Migrating glioma cells activate the PI3-K pathway and display decreased susceptibility to apoptosis// J. Cell Sci. – 2003.- V.116.- P. 4409–4417.

[281]. Bin Li, Chi-Ming Chang, Min Yuan, et al. Resistance to Small Molecule Inhibitors of Epidermal Growth Factor Receptor in Malignant Gliomas// Cancer Research.-2003.- V.63.- P.7443–7450.

[282]. Rui M. Reis, Dilek Könü-Lebleblicioglu, Jose Manuel Lopes, et al. Genetic Profile of Gliosarcomas// Am. J. Pathology.- 2000.- V.156.- P.425-432.

[283]. Labuhn M., Jones G., Speel E.J., et al. Quantitative real-time PCR does not show selective targeting of p14(ARF) but concomitant inactivation of both p16(INK4A) and p14(ARF) in 105 human primary gliomas// Oncogene.- 2001.- V.20, № 9.- P.1103-1109.

[284]. Lam P.Y., Di Tomaso E., Ng H.K., et al. Expression of p19INK4d, CDK4, CDK6 in glioblastoma multiforme// Br. J. Neurosurg.- 2000.- V.14, № 1.- P.28-32.

[285]. Kirla R.M., Haapasalo H.K., Kalimo H., Salminen E.K. Low expression of p27 indicates a poor prognosis in patients with high-grade astrocytomas// Cancer.– 2003.- V.97, № 3.- P.644-648.

[286]. Piva R, Cancelli I, Cavalla S, et al. Proteasome-dependent degradation of p27/kip1 gliomas// J. Neuropathol. Exp. Neurol.- 1999.- V.58.- P.691–696.

[287]. Michalides R.J.A.M. Cell-cycle regulators: mechanisms and their role in aetiology, prognosis and treatment of cancer// J. Clin. Pathol.- 1999.- V.52.- P.555–568.

[288]. Lloyd R.V., Erickson L.A., Jin L., et al. p27kip1: multifunctional cyclin-dependent kinase inhibitor with prognostic significance in human cancers// Am. J. Pathol.- 1999.- V.154.- P.313–323.

[289]. Nakamura M, Konishi N, Hiasa Y, et al. Frequent alterations of cell-cycle regulators in astrocytic tumors as detected by molecular genetic and immunohistochemical analyses// Brain Tumor Pathol.- 1998.- V.15, № 2.- P.83-88.

[290]. Ichimura K., Schmidt E.E., Goike H.M, Collins V.P. Human glioblastomas with no alterations of the CDKN2A (p16INK4A, MTS1) and CDK4 genes have frequent mutations of the retinoblastoma gene// Oncogene. -1996.- V.13, № 5.- P.1065-1072.

[291]. Wolter M., Reifenberger J., Blaschke B. et al. Oligodendroglial tumors frequently demonstrate hypermethylation of the CDKN2A (MTS1, p16INK4a), p14ARF, and CDKN2B (MTS2, p15INK4b) tumor suppressor genes// J. Neuropathol. Exp. Neurol.- 2001.- V.60, № 12.- P.1170-1180.

[292]. Korshunov A, Golanov A. The Prognostic Significance of DNA Topoisomerase II-alpha (Ki-S1), p21/Cip-1, and p27/Kip-1 Protein Immunoexpression in Oligodendrogliomas An Analysis of 91 Cases // Arch. Pathol. Lab. Med.- 2001.- V. 125.

[293]. Watanabe K., Tachibana O., Sata K.,et al. Overexpression of the EGF receptor and p53 mutations are mutually exclusive in the evolution of primary and secondary glioblastomas// Brain Pathol.- 1996.-V.6, N3.- P.217-223. 

[294]. Ekstrand A.J., Sugawa N., James C.D., Collins V.P. Amplified and rearranged epidermal growth factor receptor genes in human glioblastomas reveal deletions of sequences encoding portions of the N- and/or C-terminal tails// Proc Natl Acad Sci U S A.- 1992.-V.89, N10.- P.4309-4313.

[295]. Kleihues P., Louis D.N., Scheithauer B.W.,et al. The WHO classification of tumors of the nervous system// J Neuropathol Exp Neurol.- 2002.- V.61, N3.- P.215-225.

[296]. Tohma Y., Gratas C., Biernat W., et al. PTEN (MMAC1) mutations are frequent in primary glioblastomas (de novo) but not in secondary glioblastomas// J Neuropathol Exp Neurol.- 1998.- V.57, N7.- P.684-689.

[297]. Fujisawa H., Kurrer M., Reis R.M., et al. Acquisition of the glioblastoma phenotype during astrocytoma progression is associated with loss of heterozygosity on 10q25-qter// Am J Pathol.- 1999.- V.155, N2.- P.387-394.

[298]. Riemenschneider M.J., Buschges R., Wolter M.,et al. Amplification and overexpression of the MDM4 (MDMX) gene from 1q32 in a subset of malignant gliomas without TP53 mutation or MDM2 amplification// Cancer Res.- 1999.- V.59, N24.- P.6091-6096.

[299]. Black P.M., Westphal M. Growth factors, glial cells and neuro-oncology. Perspectives for treatment?// J Neurooncol.- 1997.- V.35, N3.- P.189-190.

[300]. Dumanski J.P., Carlbom E., Collins V.P., Nordenskjold M. Deletion mapping of a locus on human chromosome 22 involved in the oncogenesis of meningioma// Proc Natl Acad Sci U S A.- 1987.-V.84,N24.- P 9275-9279.

[301]. Dumanski J.P., Rouleau G.A., Nordenskjold M., Collins V.P. Molecular genetic analysis of chromosome 22 in 81 cases of meningioma// Cancer Res.- 1990.- V.50, N18.- P.5863-5867.

[302]. Lindblom A., Ruttledge M., Collins V.P.,et al. Chromosomal deletions in anaplastic meningiomas suggest multiple regions outside chromosome 22 as important in tumor progression// Int J Cancer.- 1994.-V. 56, N3.- P.354-357.

[303]. Meese E., Blin N., Zang K.D. Loss of heterozygosity and the origin of meningioma// Hum Genet.- 1987.- V.77,N4.- P.349-351.

[304]. Ruttledge M.H., Xie Y.G., Han F.Y.,et al. Deletions on chromosome 22 in sporadic meningioma// Genes Chromosomes Cancer.- 1994.- V.10, N2.- P.122-130.

[305] Hansson Caisa M, Buckley1Patrick G, Grigelioniene Giedre, et al. Comprehensive genetic and epigenetic analysis of sporadic meningioma for macro-mutations on 22q and micro-mutations within the NF2 locus // BMC Genomics .- 2007.- V 8, N16.- P. 1-16.

[306]. Menon A.G., Rutter J.L., von Sattel J.P.,et al. Frequent loss of chromosome 14 in atypical and malignant meningioma:identification of a putative 'tumor progression' locus// Oncogene.- 1997.-V.14, N5.- P.611-616.

[307]. Rempel S.A., Schwechheimer K., Davis R.L.,et al. Loss of heterozygosity for loci on chromosome 10 is associated with morphologically malignant meningioma progression// Cancer Res.- 1993.- V.53, N10.- P.2386-2392. 

[308]. Simon M., von Deimling A., Larson J.J.,et al. Allelic losses on chromosomes 14, 10, and 1 in atypical and malignant meningiomas: a genetic model of meningioma progression// Cancer Res.- 1995.-V. 55, N20.- P.4696-701.

[309] Simon M., Kokkino A.J., Warnick R.E.,et al. Role of genomic instability in meningioma progression// Genes Chromosomes Cancer.- 1996.- V.16, N4.- P.265-269.

[310] Weber R.G., Bostrom J., Wolter M.,et al. Analysis of genomic alterations in benign, atypical, and anaplastic meningiomas: toward a genetic model of meningioma progression// Proc Natl Acad Sci U S A.- 1997.- V.94, N26.- P.14719-1424.

[311] Seizinger B.R., de la Monte S., Atkins L.,et al. Molecular genetic approach to human meningioma: loss of genes on chromosome 22.- Proc Natl Acad Sci U S A.- 1987.- V.84, N15.- P.5419-5423.

[312] Wellenreuther R., Kraus J.A., Lenartz D.,et al. Analysis of the neurofibromatosis 2 gene reveals molecular variants of meningioma// Am J Pathol.- 1995.- V.146, N4.- P827-832.

[313] Ruttledge M.H., Sarrazin J., Rangaratnam S., et al. Evidence for the complete inactivation of the NF2 gene in the majority of sporadic meningiomas// Nat Genet.- 1994.- V.6, N2.- P.180-184.

[314] Andrea I. McClatchey, Marco Giovannini. Membrane organization and tumorigenesis—the NF2 tumor suppressor, Merlin// Genes & Dev.- 2005.- V.19.- P. 2265-2277.

[315] Alfthan K., Heiska L., Gronholm M., et al. Cyclic AMP-dependent protein kinase phosphorylates merlin at serine 518 independently of p21- activated kinase and promotes merlin-ezrin heterodimerization// J. Biol. Chem.- 2004.- V.279.- P.18559-18566.

[316] Kissil J.L., Wilker E.W., Johnson K.C., et al. Merlin, the product of the Nf2 tumor suppressor gene, is an inhibitor of the p21-activated kinase, Pak1// Mol Cell.- 2003.- V.12.- P.841– 849.

[317] Maeda M., Matsui T., Imamura M., et al. Expression level, subcellular distribution and rho-GDI binding affinity of merlin in comparison with Ezrin/Radixin/Moesin proteins// Oncogene.- 1999.- V. 18.- P.4788–4797.

[318] Xiao G.H., Gallagher R., Shetler J., et al The NF2 tumor suppressor gene product, merlin, inhibits cell proliferation and cell cycle progression by repressing cyclin D1 expression// Mol Cell Biol.- 2005.- V. 25.- P.2384 –2394.

[319] Ju Ri Jung, Hongtae Kim , Sin-Soo Jeun, et al. The Phosphorylation Status of Merlin Is Important for Regulating the Ras-ERK Pathway// Mol. Cells.- V. 20, N 2.- P. 196-200

[320] [320] Ju Ri Jung, Hongtae Kim , Sin-Soo Jeun, et al. The Phosphorylation Status of Merlin Is Important for Regulating the Ras-ERK Pathway// Mol. Cells.- V. 20, N 2.- P. 196-200

[321] Hirokawa Y., Tikoo A., Huynh J., et al. A clue to the therapy of neurofibromatosis type 2: NF2/merlin is a PAK1// Cancer J.- 2004.- V.10, N1.- P.20-26.

[322] Rey J.A., Bello M.J., de Campos J.M.,et al. Abnormalities of chromosome 22 in human brain tumors determined by combined cytogenetic and molecular genetic approaches// Cancer Genet Cytogenet.- 1993.- V.66, N1.- P/1-10.

[323] Peyrard M., Fransson I., Xie Y.G.,et al. Characterization of a new member of the human beta-adaptin gene family from chromosome 22q12, a candidate meningioma gene// Hum Mol Genet.- 1994.-V.3, N8.- P.1393-1399.

[324] Jiang J.X., Deprez R.H., Zwarthoff E.C., Riegman P.H. Characterization of four novel CAG repeat-containing cDNAs// Genomics.- 1995.- V.30, N1.- P.91-93.

[325] Bello M.J., de Campos J.M., Kusak M.E.,et al. Allelic loss at 1p is associated with tumor progression of meningiomas.Genes Chromosomes Cancer// 1994.- V.9, N4.-P296-298.

[326] Carlson K.M., Bruder C., Nordenskjold M., Dumanski J.P. 1p and 3p deletions in meningiomas without detectable aberrations of chromosome 22 identified by comparative genomic hybridization// Genes Chromosomes Cancer.- 1997.- V.20, N4.- P.419-424.

[327] Leuraud P., Marie Y., Robin E.,et al. Frequent loss of 1p32 region but no mutation of the p18 tumor suppressor gene in meningiomas// J Neurooncol.- 2000.- V.50, N3.- P.207-213.

[328] Nozaki M., Tada M., Kashiwazaki H., et al. p73 is not mutated in meningiomas as etermined with a functional yeast assay but p73 expression increases with tumor grade// Brain Pathol.- 2001.- V.11, N3.-P.296-305.

[329] Tse J.Y., Ng H.K., Lau K.M.,et al. Loss of heterozygosity of chromosome 14q in low- and high-grade meningiomas// Hum Pathol.- 1997.- V.28, N7.- P.779-785.

[330] Santarius T., Kirsch M., Nikas D.C.,et al. Molecular analysis of alterations of the p18INK4c gene in human meningiomas// Neuropathol Appl Neurobiol.- 2000.- V.26, N1.- P.67-75.

[331] Gutmann D.H., Donahoe J., Brown T.,et al. Loss of neurofibromatosis 1 (NF1) gene expression in NF1-associated pilocytic astrocytomas// Neuropathol Appl Neurobiol.- 2000.- V.26, N4.- P.361-367.

[332] Ruttledge MH, Sarrazin J, Rangaratnam S, et al. Evidence for the complete inactivation of the NF2 gene in the majority of sporadic meningiomas// Nat Genet.- 1994.- V. 6, N2.- P.180-184.

[333] Bostrom J, Meyer-Puttlitz B, Wolter M, at al. Alterations of the tumor suppressor genes CDKN2A (p16(INK4a)), p14(ARF), CDKN2B (p15(INK4b)), and CDKN2C (p18(INK4c)) in atypical and anaplastic meningiomas // Am J Pathol.- 2001.- V. 159, N2.- P. 661-669.

[334] Johnson MD, Federspiel CF, Gold LI, Moses HL: Transforming growth factor-beta and ransforming growth factor betareceptor expression in human meningioma cells // Am J Pathol.- 1992.- V. 141, N3.- P. 633-642.

[335] Johnson MD, Gold LI, Moses HL: Evidence for transforming growth factor-beta expression in human leptomeningeal cells and transforming growth factor-beta-like activity in human cerebrospinal fluid // Lab Invest.- 1992.- V. 67, N3.- P. 360-368.

[336] Johnson MD, Okediji E, Woodard A. Transforming growth factor-beta effects on meningioma cell proliferation and signal transduction pathways // J Neurooncol.- 2004.- V. 66, N1-2.- P.9-16.

[337] Pykett M.J., Landers J., George D.L. Expression patterns of the p53 tumor suppressor gene and the mdm2 proto-oncogene in human meningiomas// J Neurooncol.- 1997.- V.32, N1.- P.39-44.

[338] Wang J.L., Zhang Z.J., Hartman M.,et al. Detection of TP53 gene mutation in human meningiomas: a study using immunohistochemistry, polymerase chain reaction/single-strand conformation polymorphism and DNA sequencing techniques on paraffin-embedded samples// Int J Cancer.- 1995.- V.64, N4.- P.223-228.

[339] Ohkoudo M., Sawa H., Hara M.,et al. Expression of p53, MDM2 protein and Ki-67 antigen in recurrent meningiomas// J Neurooncol.- 1998.- V.38, N1.- P.41-49.

[340] Kamei Y., Watanabe M., Nakayama T.,et al. Prognostic significance of p53 and p21WAF1/CIP1 immunoreactivity and tumor micronecrosis for recurrence of meningiomas// J Neurooncol.- 2000.-V.46, N3.- P.205-213.

[341] Black P.M., Carroll R., Glowacka D.,et al. Platelet-derived growth factor expression and stimulation in human meningiomas// J Neurosurg.- 1994.- V81,N3.- P.388-393.

[342] Shamah S.M., Alberta J.A., Giannobile W.V.,et al. Detection of activated platelet-derived growth factor receptors in human meningioma// Cancer Res.- 1997.- V.57,N18.- P.4141-4147.

[343] Kuratsu J.I., Seto H., Kochi M., Ushio Y. Expression of PDGF, PDGF-receptor, EGF-receptor and sex hormone receptors on meningioma// Acta Neurochir.- 1994.- V.131, N(3-4).- P.289-293.

[344] Mauro A., Di Sapio A., Mocellini C., Schiffer D. Control of meningioma cell growth by platelet-derived growth factor (PDGF)// J Neurol Sci.- 1995.- V.131, N2.- P135-143.

[345] Maxwell M., Galanopoulos T., Hedley-Whyte E.T., Black P.M., Antoniades HN. Human meningiomas co-express platelet-derived growth factor (PDGF) and PDGF-receptor genes and their protein products// Int J Cancer.- 1990.- V.46, N1.- P.16-21.

[346] Glick R.P., Unterman T.G., Van der Woude M., Blaydes L.Z. Insulin and insulin-like growth factors in central nervous system tumors. Part V: Production of insulin-like growth factors I and II in vitro// J Neurosurg.- 1992.- V.77, N3.- P.445-450.

[347] Nordqvist A.C., Peyrard M., Pettersson H., et al. A high ratio of insulin-like growth factor II/insulin-like growth factor binding protein 2 messenger RNA as a marker for anaplasia in meningiomas// Cancer Res. -1997.- V.57, N13.- P.2611-2614.

[348] Tsutsumi K., Kitagawa N., Niwa M.,et al. Effect of suramin on 125I-insulin-like growth factor-I binding to human meningiomas and on proliferation of meningioma cells// J Neurosurg.- 1994.-V.80, N3.- P.502-509.

[349] Kurihara M., Tokunaga Y., Tsutsumi K.,et al. Characterization of insulin-like growth factor I and epidermal growth factor receptors in meningioma// J Neurosurg.- 1989.- V.71,N4.- P.538-544.

[350] Halper J., Jung C., Perry A.,et al. Expression of TGFalpha in meningiomas// J Neurooncol.- 1999.- V.45, N2.- P.127-134.

[351] Nitta T., Sato K., Okumura K. Transforming growth factor (TGF)-beta like activity of intracranial meningioma and its effect on cell growth// J Neurol Sci.- 1991.- V.101, N1.- P.19-23.

[352] Johnson M.D., Federspiel C.F., Gold L.I., Moses H.L. Transforming growth factor-beta and transforming growth factor beta-receptor expression in human meningioma cells// Am J Pathol.- 1992.-V.141, N3.- P.633-642.

[353] Christov C., Lechapt-Zalcman E., Adle-Biassette H.,et al. Vascular permeability factor/vascular endothelial growth factor (VPF/VEGF) and its receptor flt-1 in microcystic meningiomas// Acta Neuropathol.- 1999.- V.98, N4.- P.414-420.

[354] Lamszus K., Lengler U., Schmidt N.O.,et al. Vascular endothelial growth factor, hepatocyte growth factor/scatter factor, basic fibroblast growth factor, and placenta growth factor in human meningiomas and their relation to angiogenesis and malignancy// Neurosurgery.- 2000.- V.46, N4.- P.938-947.

[355] Carvalho L. H., Smirnov I., Baia1 G.S., et al. Molecular signatures define two main classes of eningiomas // Molecular Cancer.- 2007.- V.6, N64.-P.1-10.

[356] Casadei G.P., Komori T., Scheithauer B.W.,et al. Intracranial parenchymal schwannoma. A clinicopathological and neuroimaging study of nine cases// J Neurosurg.- 1993.- V.79, N2.- P.217-222.

[357] Herregodts P., Vloeberghs M., Schmedding E.,et al. Solitary dorsal intramedullary schwannoma. Case report// J Neurosurg.- 1991.- V.74, N5.- P.816-820.

[358] MacCollin M., Woodfin W., Kronn D., Short M.P. Schwannomatosis: a clinical and pathologic study// Neurology.- 1996.- V.46, N4.- P.1072-1079.

[359] Jacoby L.B., MacCollin M., Louis D.N., et al. Exon scanning for mutation of the NF2 gene in schwannomas// Hum Mol Genet.- 1994.- V.3, N3.- P.413-419.

[360] Seizinger B.R., Martuza R..L, Gusella J.F. Loss of genes on chromosome 22 in tumorigenesis of human acoustic neuroma// Nature.- 1986.- V.322, N6080.- P.644-647.

[361] Bijlsma E.K., Merel P., Bosch D.A.,et al. Analysis of mutations in the SCH gene in schwannomas// Genes Chromosomes Cancer.- 1994.- V.11, N1.- P.7-14.

[362] Jacoby L.B., MacCollin M., Barone R.,et al. Frequency and distribution of NF2 mutations in schwannomas// Genes Chromosomes Cancer.- 1996.- V.17, N1.- P.45-55.

[363] Rouleau G.A., Merel P., Lutchman M., et al. Alteration in a new gene encoding a putative membrane-organizing protein causes neuro-fibromatosis type 2// Nature.- 1993.- V.363, N6429.- P.515-521.

[364] Leone P.E., Bello M.J., Mendiola M., et al. Allelic status of 1p, 14q, and 22q and NF2 gene mutations in sporadic schwannomas// Int J Mol Med.- 1998.- V.1, N5.- P.889-892.

[365] Barker D., Wright E., Nguyen K., et al. Gene for von Recklinghausen neurofibromatosis is in the pericentromeric region of chromosome 17// Science.- 1987.- V.236, N4805.- P.1100-1102.

[366] Seizinger B.R., Rouleau G.A., Ozelius L.J., et al. Genetic linkage of von Recklinghausen neurofibromatosis to the nerve growth factor receptor gene// Cell.- 1987.- V.49, N5.- P.589-594.

[367] Menon A.G., Ledbetter D.H., Rich D.C., et al. Characterization of a translocation within the von Recklinghausen neurofibromatosis region of chromosome 17// Genomics.- 1989.- V.5, N2.- P.245-249.

[368] Ledbetter D.H., Rich D.C., O'Connell P.,et al. Precise localization of NF1 to 17q11.2 by balanced translocation// Am J Hum Genet.- 1989.- V.44, N1.- P.20-24.

[369] Huson S.M., Compston D.A., Clark P., Harper P.S. A genetic study of von Recklinghausen neurofibromatosis in south east Wales. I. Prevalence, fitness, mutation rate, and effect of parental transmission on severity// J Med Genet.- 1989.- V.26, N11.- P.704-711.

[370] Upadhyaya M., Osborn M.J., Maynard J.,et al. Mutational and functional analysis of the neurofibromatosis type 1 (NF1) gene// Hum Genet. -1997.- V.99, N1.- P.88-92.

[371] Serra E., Ars E., Ravella A., et al. Somatic NF1 mutational spectrum in benign neurofibromas: mRNA splice defects are common among point mutations// Hum Genet.- 2001.- V.108, N5.- P.416-429.

[372] Purandare S.M., Huntsman Breidenbach H., Li Y., et al. Identification of neurofibromatosis 1 (NF1) homologous loci by direct sequencing, fluorescence in situ hybridization, and PCR amplification of somatic cell hybrids// Genomics.- 1995.- V.30, N3.- P.476-485. 

[373] DeClue J.E., Papageorge A.G., Fletcher J.A., et al. Abnormal regulation of mammalian p21ras contributes to malignant tumor growth in von Recklinghausen (type 1) neurofibromatosis// Cell.- 1992.-V.69, N2.- P.265-273.

[374] Bollag G., McCormick F.. Differential regulation of rasGAP and eurofibromatosis gene product activities// Nature.- 1991.- V.351, N6327.- P.576-579.

[375] Xu G.F., Lin B., Tanaka K., et al. The catalytic domain of the neurofibromatosis type 1 gene product stimulates ras GTPase and complements ira mutants of S. cerevisiae// Cell.- 1990.- V.63, N4.-P.835-841.

[376] Glover T.W., Stein C.K., Legius E., et al. Molecular and cytogenetic analysis of tumors in von Recklinghausen neurofibromatosis// Genes Chromosomes Cancer.- 1991.- V.3, N1.- P.62-70.

[377] Riccardi V.M., Elder D.W. Multiple cytogenetic aberrations in neurofibrosarcomas complicating neurofibromatosis// Cancer Genet Cytogenet.- 1986.- V.23, N3.- P.199-209.

[378] Serra E., Puig S., Otero D., Gaona, et al. Confirmation of a double-hit model for the NF1 gene in benign neurofibromas// Am J Hum Genet. -1997.- V.61, N3.- P.512-519.

[379] Skuse G.R., Kosciolek B.A., Rowley P.T. Molecular genetic analysis of tumors in von Recklinghausen neurofibromatosis:loss of heterozygosity for chromosome 17// Genes Chromosomes Cancer. – 1989.- V.1, N1.- P.36-41. 

[380] Colman S.D., Williams C.A., Wallace M.R. Benign neurofibromas in type 1 neurofibromatosis (NF1) show somatic deletions of the NF1 gene// Nat Genet.- 1995.- V.11, N1.- P.90-92.

[381] Sawada S., Florell S., Purandare S.M., et al. Identification of NF1 mutations in both alleles of a dermal neurofibroma// Nat Genet.- 1996.- V.14, N1.- P110-112.

[382] Sawada S., Florell S., Purandare S.M., et al. Identification of NF1 mutations in both alleles of a dermal neurofibroma// Nat Genet.- 1996.- V.14, N1.- P.110-2.

[383] John A.M., Ruggieri M., Ferner R., Upadhyaya M. A search for evidence of somatic mutations in the NF1 gene// J Med Genet.- 2000.- V.37, N1.- P.44-49.

[384] Skuse G.R., Kosciolek B.A., Rowley P.T. The neurofibroma in von Recklinghausen neurofibromatosis has a unicellular origin// Am J Hum Genet.- 1991.- V.49, N3.- P.600-607.

[385] Nigro J.M., Baker S.J., Preisinger A.C., et al. Mutations in the p53 gene occur in diverse human tumour types// Nature.- 1989.- V.342, N6250.- P.705-708.

[386] Legius E., Dierick H., Wu R.,et al. TP53 mutations are frequent in malignant NF1 tumors// Genes Chromosomes Cancer.- 1994.- V.10, N4.- P.250-255.

[387] Rasmussen S.A., Overman J., Thomson S.A.,. Chromosome 17 loss-of-heterozygosity studies in benign and malignant tumors in neurofibromatosis type 1// Genes Chromosomes Cancer.- 2000.-V.28, N4.- P.425-431.

[388] Rey J.A., Bello M.J., Kusak M.E.,et al. Involvement of 22q12 in a neurofibrosarcoma in neurofibromatosis type 1// Cancer Genet Cytogenet.- 1993.- V.66, N1.- P.28-32.

[389] Decker H.J., Cannizzaro L.A., Mendez M.J.,et al. Chromosomes 17 and 22 involved in marker formation in neurofibrosarcoma in von Recklinghausen disease. A cytogenetic and in situ hybridization study// Hum Genet. -1990.- V.85, N3.- P.337-342.

[390] Brunner H.G., Jansen G., Nillesen W.,et al. Brief report: reverse mutation in myotonic dystrophy// N Engl J Med.- 1993.- V.328, N7.- P.476-480.

[391] Abeliovich D., Gelman-Kohan Z., Silverstein S., et al. Familial cafe au lait spots: a variant of neurofibromatosis type 1// J Med Genet. -1995.- V.32, N12.- P.985-986.

[392] Giannini C., Scheithauer B.W., Jenkins R.B., et al. Soft-tissue perineurioma. Evidence for an abnormality of chromosome 22,criteria for diagnosis, and review of the literature// Am J Surg Pathol.- 1997.- V.21, N2.- P.164-173.

[393] Lewis J.J., Brennan M.F. Soft tissue sarcomas// Curr Probl Surg.- 1996.- V.33, 10):817-72. Review.

[394] Kourea H.P., Bilsky M.H., Leung D.H., et al. Subdiaphragmatic and intrathoracic paraspinal malignant peripheral nerve sheath tumors: a clinicopathologic study of 25 patients and 26 tumors// Cancer.- 1998.- V.82, N11.- P.2191-2203.

[395] Hruban R.H., Shiu M.H., Senie R.T., Woodruff J.M. Malignant peripheral nerve sheath tumors of the buttock and lower extremity. A study of 43 cases// Cancer.- 1990.- V.66,N6.- P.1253-1265.

[396] Ducatman B.S., Scheithauer B.W., Piepgras D.G., Reiman H.M. Malignant peripheral nerve sheath tumors in childhood// J Neurooncol.- 1984.- V.2, N3.- P.241-248.

[397] Woodruff J.M. Pathology of the major peripheral nerve sheath neoplasms// Monogr Pathol.- 1996.-V.38.- P.129-161.

[398] Mertens F., Rydholm A., Bauer H.F.,et al. Cytogenetic findings in malignant peripheral nerve sheath tumors// Int J Cancer.- 1995.- V.61, N6.- P.793-798.

[399] Jhanwar S.C., Chen Q., Li F.P.,et al. Cytogenetic analysis of soft tissue sarcomas. Recurrent chromosome abnormalities in malignant peripheral nerve sheath tumors (MPNST)// Cancer Genet Cytogenet.- 1994 .- V.78, N2.- P.138-144.

[400] Legius E., Marchuk D.A., Collins F.S., Glover T.W. Somatic deletion of the neurofibromatosis type 1 gene in a neurofibrosarcoma supports a tumour suppressor gene hypothesis// Nat Genet.- 1993.- V.3, N2.- P.122-126.

[401] Lothe R.A., Slettan A., Saeter G., et al. Alterations at chromosome 17 loci in peripheral nerve sheath tumors// J Neuropathol Exp Neurol.- 1995.- V.54, N1.- P.65-73.

[402] Menon A.G., Anderson K.M., Riccardi V.M., et al. Chromosome 17p deletions and p53 gene mutations associated with the formation of malignant neurofibrosarcomas in von Recklinghausen neurofibromatosis// Proc Natl Acad Sci U S A.- 1990.- V.87, N14.- P.5435-5439.

[403] Kourea H.P., Orlow I., Scheithauer B.W.,et al. Deletions of the INK4A gene occur in malignant peripheral nerve sheath tumors but not in eurofibromas// Am J Pathol.- 1999.- V.155, N6.- P.1855-18560.

[404] Nielsen G.P., Stemmer-Rachamimov A.O., Ino Y.,et al. Malignant transformation of neurofibromas in neurofibromatosis 1 is associated with CDKN2A/p16 inactivation// Am J Pathol.- 1999.- V.155, N6.-P.1879-1884.

[405] Kaneko Y., Kanda N., Maseki N.,et al. Different karyotypic patterns in early and advanced stage neuroblastomas// Cancer Res.- 1987.- V.47, N1.- P.311-318.

[406] Weiss M.J., Guo C., Shusterman S.,et al. Localization of a hereditary neuroblastoma predisposition gene to 16p12-p13// Med Pediatr Oncol.- 2000.- V.35, N6.- P.526-530.

[407] Look A.T., Hayes F.A., Nitschke R., et al. Cellular DNA content as a predictor of response to chemotherapy in infants with unresectable neuroblastoma// N Engl J Med.- 1984.- V.311, N4.- P.231-235.

[408] Look A.T., Hayes F.A., Shuster J.J., et al. Clinical relevance of tumor cell ploidy and N-myc gene amplification in childhood neuroblastoma: a Pediatric Oncology Group study// J Clin Oncol.- 1991.-V.9, N4.- P.581-591.

[409] Brodeur G.M., Sekhon G., Goldstein M.N. Chromosomal aberrations in human neuroblastomas// Cancer.- 1977.- V.40, N5.- P.2256-2263. 

[410] Franke F., Rudolph B., Christiansen H., et al. Tumour karyotype may be important in the prognosis of human neuroblastoma// J Cancer Res Clin Oncol.- 1986.- V.111, N3.- P.266-272.

[411] Schleiermacher G., Peter M., Michon J., et al. Two distinct deleted regions on the short arm of chromosome 1 in neuroblastoma// Genes Chromosomes Cancer.- 1994.- V.10, N4.- P.275-281.

[412] Takeda O., Homma C., Maseki N.,et al. There may be two tumor suppressor genes on chromosome arm 1p closely associated with biologically distinct subtypes of neuroblastoma.Genes Chromosomes// Cancer.- 1994.- V.10, N1.- P.30-39.

[413] Cheng N.C., Van Roy N., Chan A, et al. Deletion mapping in neuroblastoma cell lines suggests two distinct tumor suppressor genes in the 1p35-36 region, only one of which is associated with N-myc amplification// Oncogene.- 1995.- V.10, N2.- P.291-297.

[414] Kaneko Y, Kobayashi H, Maseki N, Nakagawara A, Sakurai M. Disomy 1 with terminal 1p deletion is frequent in mass-screening-negative/late-presenting neuroblastomas in young children, but not in mass-screening-positive neuroblastomas in infants// Int J Cancer.- 1999.- V.80, N1.- P.54-59.

[415] Hall J.G.. Genomic imprinting// Arch Dis Child.- 1990.- V.65, N10.- P.1013-1035.

[416] Caron H., Peter M., van Sluis P., et al. Evidence for two tumour suppressor loci on chromosomal bands 1p35-36 involved in neuroblastoma: one probably imprinted, another associated with N-myc amplification// Hum Mol Genet.- 1995.- V.4, N4.- P.535-539.

[417] Savelyeva L., Corvi R., Schwab M. Translocation involving 1p and 17q is a recurrent genetic alteration of human neuroblastoma cells// Am J Hum Genet.- 1994.-V.55, N2.- P.334-340. 

[418] Caron H., van Sluis P., van Roy N.,et al. Recurrent 1;17 translocations in human neuroblastoma reveal nonhomologous mitotic recombination during the S/G2 phase as a novel mechanism for loss of heterozygosity// Am J Hum Genet.- 1994.-V.55,N2.-P.341-347.

[419] Bown N., Lastowska M., Cotterill S., 17q gain in neuroblastoma predicts adverse clinical outcome// Med Pediatr Oncol.- 2001.- V.36, N1.- P.14-19.

[420] Bown N., Cotterill S., Lastowska M., et al. Gain of chromosome arm 17q and adverse outcome in patients with neuroblastoma// N Engl J Med.- 1999.- V.340, N25.- P.1954-1961.

[421] Lastowska M., Cotterill S., Pearson A.D.,et al. Gain of chromosome arm 17q predicts unfavourable outcome in neuroblastoma patients// Eur J Cancer.- 1997.- V33, N10.- P.1627-1633.

[422] Savelyeva L., Corvi R., Schwab M. Translocation involving 1p and 17q is a recurrent genetic alteration of human neuroblastoma cells// Am J Hum Genet.- 1994.- V.55, N2.- P.334-340.

[423] Bown N, Cotterill S, Lastowska M, et al. Gain of chromosome arm 17q and adverse outcome in patients with neuroblastoma// N Engl J Med.- 1999.- V.340,N25.- P.1954-1961.

[424] Brodeur GM, Seeger RC, Schwab M, Varmus HE, Bishop JM. Amplification of N-myc in untreated human neuroblastomas correlates with advanced disease stage//Science.- 1984.- V.224, N4653.- P.1121-1124.

[425] Nakagawara A, Ikeda K, Tsuda T, Higashi K. N-myc oncogene amplification and prognostic factors of neuroblastoma in children//J Pediatr Surg.- 1987.- V.22, N10.- P.895-898.

[426] Seeger R.C., Brodeur G.M., Sather H., et al. Association of multiple copies of the N-myc oncogene with rapid progression of neuroblastomas// N Engl J Med.- 1985.- V.313, N18.- P.1111-1116.

[427] Guo C., White P.S., Weiss M.J.,et al. Allelic deletion at 11q23 is common in MYCN single copy neuroblastomas// Oncogene.- 1999.- V.18, N35.- P.4948-4957.

[428] Guo C., White P.S., Hogarty M.D, et al. Deletion of 11q23 is a frequent event in the evolution of MYCN single-copy high-risk neuroblastomas// Med Pediatr Oncol.- 2000.- V.35, N6.- P.544-546.

[429] Srivatsan E.S., Ying K.L., Seeger R.C. Deletion of chromosome 11 and of 14q sequences in neuroblastoma// Genes Chromosomes Cancer.- 1993.- V.7, N1.- P.32-37.

[430] Suzuki T., Yokota J., Mugishima H., et al. Frequent loss of heterozygosity on chromosome 14q in neuroblastoma// Cancer Res.- 1989.- V.49, N5.- P.1095-1058.

[431] Takayama H., Suzuki T., Mugishima H., et al. Deletion mapping of chromosomes 14q and 1p in human neuroblastoma// Oncogene.- 1992.- V.7, N6.- P.1185-1189.

[432] Thompson P.M., Seifried B.A., Kyemba S.K., et al. Loss of heterozygosity for chromosome 14q in neuroblastoma// Med Pediatr Oncol.- 2001.- V.36, N1.- P.28-31.

[433] Takita J., Yang H.W., Bessho F., et al. Absent or reduced expression of the caspase 8 gene occurs frequently in neuroblastoma, but not commonly in Ewing sarcoma or rhabdomyosarcoma// Med Pediatr Oncol.- 2000.- V.35, N6.- P.541-543.

[434] Ejeskar K., Aburatani H., Abrahamsson J.,et al. Loss of heterozygosity of 3p markers in neuroblastoma tumours implicate a tumour-suppressor locus distal to the FHIT gene// Br J Cancer.- 1998.- V.77, N11.- P.1787-1791. 

[435] Takita J., Hayashi Y., Kohno T., et al. Allelotype of neuroblastoma// Oncogene.- 1995.- V.11, N9.- P.1829-1834.

[436] Caron H., van Sluis P., Buschman R.,et al. Allelic loss of the short arm of chromosome 4 in neuroblastoma suggests a novel tumour suppressor gene locus// Hum Genet.- 1996.- V.97, N6.- P.834-837.

[437] Marshall B., Isidro G., Martins A.G., Boavida M.G. Loss of heterozygosity at chromosome 9p21 in primary neuroblastomas: evidence for two deleted regions// Cancer Genet Cytogenet.- 1997.-V.96, N2.-P.134-139.

[438] Fong C.T., White P.S., Peterson K., et al. Loss of heterozygosity for chromosomes 1 or 14 defines subsets of advanced neuroblastomas// Cancer Res.- 1992.- V.52, N7.- P.1780-1785.

[439] Theobald M., Christiansen H., Schmidt A., et al. Sublocalization of putative tumor suppressor gene loci on chromosome arm 14q in neuroblastoma// Genes Chromosomes Cancer.- 1999.- V.26, N1.- P.40-46.

[440] Hoshi M., Shiwaku H.O., Hayashi Y., et al. Deletion mapping of 14q32 in human neuroblastoma defines an 1,100-kb region of common allelic loss// Med Pediatr Oncol.- 2000.- V.35, N6.- P.522-525.

[441] Hoshi M., Otagiri N., Shiwaku H.O., et al. Detailed deletion mapping of chromosome band 14q32 in human neuroblastoma defines a 1.1-Mb region of common allelic loss// Br J Cancer.- 2000.- V.82, N11.- P.1801-1807.

[442] Furuta S., Ohira M., Machida T.,et al. Analysis of loss of heterozygosity at 16p12-p13 (familial neuroblastoma locus) in 470 neuroblastomas including both sporadic and mass screening tumors// Med Pediatr Oncol.- 2000.- V.35, N6.- P.531-533. 

[443] Weiss M.J., Guo C., Shusterman S.,et al. Localization of a hereditary neuroblastoma predisposition gene to 16p12-p13// Med Pediatr Oncol.- 2000.- V.35, N6.- P.526-530.

[444] Takita J., Hayashi Y., Takei K., et al. Allelic imbalance on chromosome 18 in neuroblastoma// Eur J Cancer.- 2000.- V.36, N4.- P.508-513.

[445] Brinkschmidt C., Blasius S., Burger H., et al. Comparative genomic hybridization (CGH) for detecting a heretofore undescribed amplified chromosomal segment in high-grade medullary osteosarcoma// Verh Dtsch Ges Pathol.- 1998.- V.82.- P.184-188.

[446] Poremba C., Shroyer K.R., Frost M., et al. Telomerase is a highly sensitive and specific molecular marker in fine-needle aspirates of breast lesions// J Clin Oncol.- 1999.- V.17, N7.- P.2020-2026.

[447] Nakagawara A., Arima-Nakagawara M., Scavarda N.J., et al. Association between high levels of expression of the TRK gene and favorable outcome in human neuroblastoma// N Engl J Med.- 1993.-V.328, N12.- P.847-854.

[448] Combaret V., Gross N., Lasset C., et al. Clinical relevance of CD44 cell surface expression and MYCN gene amplification in neuroblastoma// Eur J Cancer.- 1997.- V.33, N12.- P.2101-2105.

[449] Combaret V., Lasset C., Bouvier R., et al. CD44 expression: a new prognostic factor in neuroblastoma// Bull Cancer.- 1995.- V.82, N2.- P.131-136.

[450] Combaret V., Lasset C., Frappaz D., et al. Evaluation of CD44 prognostic value in neuroblastoma: comparison with the other prognostic factors// Eur J Cancer.- 1995.- V.31A, N4.- P.545-549.

[451] Favrot M.C., Combaret V., Lasset C. CD44--a new prognostic marker for neuroblastoma// N Engl J Med.- 1993.- V.329, N26.- P.1965.

[452] Christiansen H., Sahin K., Berthold F., et al. Comparison of DNA aneuploidy, chromosome 1 abnormalities, MYCN amplification and CD44 expression as prognostic factors in neuroblastoma// Eur J Cancer.- 1995.- V.31A, N4.- P.541-544.

[453] Berthold F., Sahin K., Hero B., et al. The current contribution of molecular factors to risk estimation in neuroblastoma patients// Eur J Cancer.- 1997.- V.33, N12.- P.:2092-2097.

[454] Norris M.D., Bordow S.B., Marshall G.M., et al. Expression of the gene for multidrug-resistance-associated protein and outcome in patients with neuroblastoma// N Engl J Med.- 1996.- V.334, N4.- P.231-238.

[455] Huson S.M., Compston D.A., Clark P., Harper P.S. A genetic study of von Recklinghausen neurofibromatosis in southeast Wales. I. Prevalence, fitness, mutation rate, and effect of parental transmission on severity// J Med Genet.- 1989.- V.26.- P.704–711.

[456] Friedman J.M. Epidemiology of neurofibromatosis type 1// Am J Med Genet.- 1999.- V.89.- P.1–6.

[457] Carey J.C., Viskochil D.H. Neurofibromatosis type 1: a model condition for the study of the molecular basis of variable expressivity in human disorders// Am J Med Genet.- 1999.- V. 89.- P7–13.

[458] Carey J.C., Lant J.M., Hall B.D. Penetrance and variability in neurofibromatosis: a genetic study in 60 families// Birth Defects.- 1979.- V.15.- P.271–281.

[459] Zhu Y., Ghosh P., Charnay P., et al. Neurofibromas inNF1: Schwann cell origin and role of tumor environment// Science.- 2002.- V.296.- P.920-922.

[460] Serra E., Rosenbaum T., Winner U., et al. Schwann cells harbor the somatic NF1 mutation in neurofibromas: evidence of two different Schwann cell subpopulations// Hum Mol Genet.- 2000.- V.9.- P.3055-3064.

[461] Legius E., Marchuk D.A., Collins F.S., Glover T.W. Somatic deletion of the neurofibromatosis type 1 gene in a neurofibrosarcoma supports a tumour suppressor gene hypothesis// Nat Genet.- 1993.- V.3.- P122-126.

[462] Jacks T., Shih T.S., Schmitt E.M., et al. Tumour predisposition in mice heterozygous for a targeted mutation in Nf1// Nat Genet.- 1994.- V.7.- P.353-361.

[463] Brannan C.I., Perkins A.S., Vogel K.S., et al. Targeted disruption of the neurofibromatosis type-1 gene leads to developmental abnormalities in heart and various neural crest-derived tissues// Genes Dev.- 1994.- V.8.- P.1019-1029.

[464] Vogel K.S., Klesse L.J., Velasco-Miguel S., et al. Mouse tumor model for neurofibromatosis type 1// Science.- 1999.- V.286.- P.2176-2179.

[465] Bajenaru M.L., Hernandez M.R., Perry A., et al. Optic nerve glioma in mice requires astrocyte Nf1 gene inactivation and Nf1 brain heterozygosity// Cancer Res.- 2003.- V.63.- P.8573-8577.

[466] Ruggieri M., Polizzi A. Segmental neurofibromatosis// J Neurosurg.- 2000.- V.93.-P.530-532.

[467] Tinschert S., Naumann I., Stegmann E., et al. Segmental neurofibromatosis is caused by somatic mutation of the neuro- fibromatosis type 1 (NF1) gene// Eur J Hum Genet.- 2000.- V.8.- P.455-459.

[468] Wu B.L., Boles R.G., Yaari H., et al. Somatic mosaicism for deletion of the entire NF1 gene identified by FISH. Hum Genet// 1997.- V.99.- P.209-213.

[469] Cawthon R.M., Weiss R., Xu G.F., et al. A major segment of the neurofibromatosis type 1 gene: cDNA sequence, genomic structure, and point// Cell.- 1990.- V.62.- P.193–201.

[470] Messiaen L.M., Callens T., Mortier G., et al. Exhaustive mutation analysis of the NF1 gene allows identification of 95% of mutations and reveals a high frequency of unusual splicing defects// Hum Mutat.- 2000.- V.15.- P.541-555.

[471] Xu G.F., O’Connell P., Viskochil D., et al. The neurofibromatosis type 1 gene encodes a protein related to GAP// Cell.- 1990.- V.62.- P.599-608.

[472] Wallace M.R., Marchuk D.A., Andersen L.B., et al. Type 1 neurofibromatosis gene: identification of a large transcript disrupted in three NF1 patients// Science.- 1990.- V.249.- P.181–186.

[473] Ballester R., Marchuk D., Boguski M., et al. The NF1 locus encodes a protein functionally related to mammalian GAP and yeast IRA proteins// Cell.- 1990.- V.63.- P.851–859.

[474] Gutmann D.H., Wood D.L., Collins F.S. Identification of the neurofibromatosis type 1 gene product// Proc Natl Acad Sci USA.- 1991.- V.88.- P. 9658–9662.

[475] Ballester R., Marchuk D., Boguski M., et al. The NF1 locus encodes a protein functionally related to mammalian GAP and yeast IRA proteins// Cell.- 1990.- V.63.- P.851-859.

[476] Daston M.M., Scrable H., Nordlund M., et al. The protein product of the neurofibromatosis type 1 gene is expressed at highest abundance in neurons, Schwann cells, and oligodendrocytes// Neuron.- 1992.- V.8.- P.415-428.

[477] Khosravi-Far R., Der C.J. The Ras signal transduction pathway// Cancer Metastasis Rev.- 1994.- V.13.- P.67-89.

[478] Dasgupta B., Gutmann D.H. Neurofibromatosis 1: closing the GAP between mice and men// Curr Opin Genet Dev.- 2003.- V.13.- P.20–27.

[479] DeClue J.E., et al.. Abnormal regulation of mammalian p21ras contributes to malignant tumor growth in von Recklinghausen (type-1) neurofibromatosis// Cel/-. 1992.- V.69.- P.265–273.

[480] Basu T.N., et al.. Aberrant regulation of ras proteins in malignant tumour cells from type-1 neurofibromatosis patients// Nature.- 1992.- V.356.- P.713–715.

[481] Guha A., et al.. Ras-GTP levels are elevated in human NF1 peripheral nerve tumors// Oncogene-. 1996.- V.12.- P.507–513.

[482] Basu T.N., Gutmann D.H., Fletcher J.A. et al. Aberrant regulation of ras proteins in malignant tumour cells from type 1 neurofibromatosis patients// Nature.- 1992.- V.356.- P.713–715.

[483] Ferner R.E., Gutmann D.H. International consensus statement malignant peripheral nerve sheath tumors in neurofibromatosis// Cancer Res.- 2002.- V.62.- P.1573–1577.

[484] Scheithauer B.W., Woodruff J.M., Erlandson R.A. Tumors of the Peripheral Nervous System. Washington, DC: Armed Forces Institute of Pathology: Atlas of Tumor Pathology. Third Series, Fascicle 24. 1999.

[485] Korf B.R. Plexiform neurofibromas// Am J Med Genet.- 1999.- V.89.- P.31-37.

[486] Sheela S., Riccardi V.M., Ratner N.. Angiogenic and invasive properties of neurofibroma Schwann cells// J. Cell Biol-. 1990.- V.111.- P.645–653.

[487] DeClue J. E., Heffelfinger S., Benvenuto G., et al Epidermal growth factor receptor expression in neurofibromatosis type 1–related tumors and NF1 animal models// J. Clin. Invest.- 2000.- V.105.- P.1233–1241.

[488] Badache A., Muja N., De Vries G.H. Expression of Kit in neurofibromin-deficient human Schwann cells: role in Schwann cell hyperplasia associated with type 1 neurofibromatosis// Oncogene.- 1998.- V.17.- P.795–800.

[489] Zhang Y.Y., Vik T.A., Ryder J.W., et al. Nf1 regulates hematopoietic progenitor cell growth and ras signaling in response to multiple cytokines// J Exp Med.- 1998.- V.187.- P.1893–1902.

[490] Friedman J.M., Gutmann D.H., Maccollin M., et al. Neurofibromatosis.Phenotype, natural history and pathogenesis, 3rd ed. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 1999.

[491] Cunha K.S.G., Barboza E.P. Da Fonseca E.C. Neurofibromatosis type 1 localised neurofibromas of patients with Identification of growth hormone receptor// J. Clin. Pathol – 2003.- V.56.- P.758-763 .

[492] Leroy K., Dumas V., Martin-Garcia N., et al. Malignant peripheral nerve sheath tumors associated with neurofibromatosis type 1// Arch Dermatol.- 2001.- V.137.- P.908–913.

[493] Le´vy P., Bie